Кальюранд: всё было сделано правильно

Специальное интервью ИД "Коммерсантъ" с Мариной Кальюранд.

— Да, после апреля-мая прошлого года отношения значительно ухудшились. Весь последний год мы старались восстановить их хотя бы до того уровня, который был до апреля.

— Если вы спрашиваете о том, чем руководствовались власти Эстонии, то мы просто занимались своими проблемами. И пока мы решаем свои проблемы в пределах своих законов и международного права, другие государства не имеют права вмешиваться. Для нас было непонятно, почему другие государства так болезненно воспринимают наши внутренние дела.

А если говорить о тех событиях, которые были здесь, в Москве, то не мне давать оценку. Я не имею морального права что-то комментировать. Я могу сказать одно: все эти действия около посольства были очень хорошо организованы и профинансированы. Тут были развернуты пункты доступа в интернет. Привозили горячую еду. Было проведено электричество. Музыка орала 24 часа в сутки. Стояли туалеты. Молодежь привозили на автобусах из других регионов и увозили. Это все требует огромных денег и большого опыта. А кто организовал и зачем — это уже должны ответить вы, журналисты. Докопайтесь, пожалуйста.

— По-человечески это было очень неприятно. Я бы никому не пожелала увидеть подобные плакаты со своим лицом. Они были везде: в метро, на улицах, вплоть до стен Кремля. Но при этом я понимала, что они направлены не лично против меня, а против эстонского государства. Я была просто лицом государства. С одной стороны, я человек, а с другой — представитель государства, которым я горжусь. И поскольку все, что делает мое государство, полностью совпадает с моими принципами, это облегчало мою работу. Я понимала, что мы не делаем ничего неправильного. Мы делаем все правильно. Мне приходилось объяснять, как можно больше говорить в надежде, что кто-то будет слушать и поймет нашу точку зрения.

— Да, верно.

— Я не могу сказать, что позиция менялась. Просто добавлялась новая информация. Памятник перенесли 28 апреля, но до этого не было информации, что это произойдет именно в эту ночь. Правительство ночью приняло это решение. Когда я говорила, что нет сведений о том, кто захоронен, я описывала историческую справку, которую подготовили для правительства и парламента наши историки. В ней было семь версий, в том числе и та, что никаких захоронений под памятником нет. Но позиция не менялась — была четкая уверенность в том, что памятник не на месте, его следует перенести на кладбище в центре города.

— Что касается гражданина России Дмитрия Ганина, то он, по данным следствия, был убит в бытовой драке. Действительно, у него в карманах были украденные вещи. В этой драке участвовало более десяти человек, все они являются подозреваемыми, но следователю трудно выяснить, кто из них нанес смертельный удар. Поверьте, что мы крайне заинтересованы в том, чтобы найти виновного. Как любое государство, мы хотим, чтобы виновный был наказан. А за этим случаем следит еще и российская сторона.

— Может быть, слово "правильно" — не совсем верное. Но, по крайней мере, все было сделано корректно. То, о чем вы говорите,— в какое время перенесли памятник, каким образом — это детали. Решение перенести его было верным.

— Оно было политическим. Партия премьера Ансипа выиграла выборы под лозунгами переноса памятника, поэтому не могла его не перенести.

— Все не так просто. Вопрос с памятником раскручивался с 2005 года. Если бы все на Тынисмяги было спокойно, он простоял бы дальше. Но с 2006 года страсти стали накалятся. В мае 2006 года произошли столкновения, даже полиции пришлось вмешаться. Стало ясно, что это уже не памятник погибшим, а проблема. Можно, конечно, говорить, что было бы лучше перенести его в другое время, спекулировать можно всегда. Мы просили российскую сторону участвовать в процессе переноса. Хотели сделать это торжественно, со всеми почестями, например 9 Мая, в присутствии российских официальных лиц, ветеранов. Но Россия отказалась.

Я согласна, может слово "правильно" — слишком громкое. Это, вероятно, было не самое лучшее, не самое идеальное решение вопроса. Но все было корректно, мы не оскорбляли ничьи чувства. Мы привлекли Русскую православную церковь, мы призывали экспертов из России следить за раскопками, чтобы не было претензий. И наконец, люди приняли новое место.

— К сожалению, до суда дошло только одно дело. И это, конечно, не показывает всю серьезность обстановки. Так как эти атаки шли частично из России, мы обратились к российским правоохранительным органам за помощью. Послали официальный запрос в соответствии с международным договором. Однако в ответ на нашу просьбу о помощи в проведении расследования пришел отказ. Расследовать преступление, совершенное за пределами государства, невозможно без помощи других государств. Поэтому до конца удалось довести только одно дело.

— Какие материалы опубликованы и где, вам лучше спросить в эстонской прокуратуре. Одну часть информации они делают публичной, другую по разным причинам не публикуют. Но действительно, я могу сказать, что такие следы были: некоторые атаки были произведены с компьютеров в Кремле. Но они были не только из России, а также и из других стран.

— За этот год никто из ваших российских коллег не извинился перед вами?

— Я не буду называть никаких имен или учреждений, но в моих контактах, что называется, off record мне очень часто говорят: "Даже если мы не согласны с вашей политикой, то, что произошло с вашим посольством в Москве, ненормально. Нам стыдно, и мы извиняемся. Воевать с дипломатами — это не метод выражения своего мнения".

— Они все время были в Таллинне. Моей маме за 80. И когда она следила за новостями, ей звонили знакомые, я очень переживала за ее здоровье. И мой сын со своими друзьями, конечно, тоже очень переживал, звонил, спрашивал: "Что можно сделать в твою защиту?" Я говорила: "Ничего". Ему 15 лет, молодой парень, когда обижают его маму, может наделать много глупостей.

— Моя мама русская, а отец — латыш. Во мне эстонской крови нет.

— Я, в общем-то, этого не скрываю. Мне кажется, было бы странно, если бы я стала ходить по Москве и кричать: смотрите, я русская, а в Эстонии меня не ущемляют.

Эстонское государство так построено, что, когда происходит перепись населения, нет графы "национальность". Людей оценивают не по тому, русский он или эстонец, а по тому, кто какой специалист, кто как работает. Разговоры о том, что русских в Эстонии притесняют,— это несерьезно. Давайте посмотрим на факты. Сколько русских вернулось в Россию, несмотря на многочисленные призывы, в том числе и Путина? Не уезжают, потому что они выбрали своей родиной Эстонию. У них есть историческая родина — это Россия, но родина, страна, где они живут,— Эстония. Легко давать негативные термины — иностранцы, "негры", люди второго сорта. По существу, нет разницы, являешься ты гражданином или нет. В социальных правах никакой разницы. Все культурные права тоже одинаковые у всех жителей. Различия только в политических правах. Гражданин — это особые отношения между государством и человеком, двусторонние. Нельзя ходить по улице и всем раздавать гражданство. Человек должен хотя бы пожелать, чтобы получить гражданство.

— А что мы скажем тем, кто с 1991 года ходатайствовал о гражданстве? Тем, кто принял такое решение, выучил язык, сдал экзамен?

— А чем те, кто не сделал этого шага в сторону государства, лучше тех, кто сделал его? У нас совершенно обычный закон о гражданстве: пять лет прожить в стране, выучить на каком-то уровне язык, сдать экзамен по языку и конституции, произнести клятву. Элементарный минимум, чтобы человек показал, что он хочет этого гражданства. Но нельзя раздавать его всем налево и направо.

— Что касается Арнольда Мери, то это уже не первый процесс по делу о депортациях эстонцев. Такие дела доходили и до Европейского суда по правам человека, который пришел к выводу, что Эстония поступает правильно и действует в рамках международного права. Суд над Арнольдом Мери привлек внимание российских СМИ тем, что судят Героя Советского Союза. Но его не судят за то, что он Герой. Его судят за преступления против человечности. То, что он является Героем СССР, в данном случае не важно. И потом, никто пока не говорит, что он преступник, ведь суд продолжается.

— Не так уж и часто. Один раз я была на передаче Шевченко "Судите сами" и один раз на передаче Познера. Меня приглашали и на последнюю передачу Шевченко, которая была посвящена Арнольду Мери. Но я поняла, что формат программы таков, что мне не дадут высказать свою позицию. Это шоу. А я не кричу, не плачу, не ору, поэтому не подхожу для него. Что касается других передач, где я могла бы высказаться, на них меня не зовут.

— Контакты с Россией составляли 10% ВВП Эстонии. По большей части это был транзит. Транзит упал на 40%. Транзит уже, наверное, не восстановится: Россия объявила, что считает нецелесообразным транзит через другие страны и будет развивать свои порты. Что касается эстонских продуктов, то их на российском рынке было мало. В основном в Петербурге. В Москве их почти не было, потому что российский рынок был на долгое время закрыт для Эстонии, пока мы не вступили в ЕС. А до этого против Эстонии в России были введены двойные тарифы — в отличие, кстати, от Латвии и Литвы. Мы от них и так отстали.

Еще один момент: сейчас эстонская экономика находится в стадии охлаждения. Я не хочу переоценивать влияние России. В последние годы у нас был огромный рост — около 10%. Было ясно, что рано или поздно наступит охлаждение. На это повлияла и ситуация в мире, ну и отношения с Россией тоже. Все в совокупности. Хотя, может, то, что транзит упал именно в 2007 году, когда экономика еще развивалась,— это даже хорошо. Потому что если бы это произошло сейчас, то ударило бы по нам сильнее.

— Это не российские власти пригласили. Этот саммит — международная конференция, приглашает на него не принимающая страна, а международный оргкомитет. Хотя формально под приглашением стоит подпись министра регионального развития Козака.

— В прошлом году это было чисто российское мероприятие. Тогда кого приглашать, определяли исключительно россияне. Так что нынешнее приглашение еще не говорит о потеплении отношений. Вот если бы не пригласили, это был бы негативный знак. Мы надеемся, что у президента будет возможность встретиться и поговорить с президентом России. Прорыва, конечно, не будет. Но отношения постепенно улучшаются.

— Нет. Мне нравится моя работа. Я останусь в МИДе и буду вице-канцлером, отвечающим за внешнеэкономические отношения. В том числе и с Россией. Мы ведь не можем обойти Россию. Да и не хотим.

Autor: Михаил Зыгарь