Мысли миллиардера о наследстве

"О будущем своих детей я стал задумываться в 2002 году, когда мы остались одни. Что вообще я должен передать им? Что можно считать наследством? Сундук с золотыми монетами, чтобы они всю жизнь перебирали их в руках? Думаю, хорошему отцу надлежит оставить детям нечто совсем другое. Деньги ради денег — вещь бессмысленная, унылая, искореняющая человеческую суть.

Прожигание папиного добра едва ли может стать достойным содержанием бытия. Найти свой путь, добиться успеха самостоятельно — в этом, наверное, заключается смысл жизни. И успех этот необязательно связан с бизнесом, с деньгами. Можно сделаться хорошим музыкантом, спортсменом, исследователем или инженером. 

Бизнесмен — однозначно не самая лучшая из профессий, существующих на земле.

С моей точки зрения, целью воспитания ребенка должна быть реализация его способностей, формирование характера, в первую очередь личности, хорошо социализированной, энергичной, конкурентоспособной, развивающейся, дружелюбной, открытой к общению. Только так ребенок сможет бороться за собственный успех, делать карьеру. Нет ничего лучше, чем жизнь как полоса препятствий. Ребенку постоянно нужно преодолевать трудности — то одиночество, то физическую нагрузку, то напряженный труд. Поэтому единственное, что можно ему дать, — это трудности, хорошие трудности. Так воспитывается способность делать не то, что хочется, а то, что надо, то есть воля, которая выжигает в человеке лень и покорность обстоятельствам

Естественно, что-то я собираюсь завещать детям — какую-то разумно малую толику, которая обеспечит им нормальный прожиточный минимум, но не сможет их испортить.

Деньги — это ресурс собственной реализации, не более того. Что такое счастье? Гармония и баланс в жизни, востребованность своих способностей, опыта: любовь, работа мечты, успех в этой работе, который не обязательно измеряется нулями на банковском счету. Вспоминая себя, могу признаться, я был совершенно счастлив, когда у меня ничего особенного за душой не было. Конечно, лучше быть богатым и здоровым, чем бедным и больным, но остается вопрос, какой ценой. Быть может, ваш ребенок не повторит именно ваш успех, но зато напишет клевый роман или, допустим, изобретет какую-нибудь полезную штуку, снимет кино или просто встретит девушку, с которой будет счастлив всю жизнь. Поэтому в сто крат важнее другое наследство, которое я обязан оставить своим детям.

Пока ребенок маленький, нужно как можно чаще обниматься, целоваться с ним. В момент этих тактильных контактов, прикосновений ребенку передается единственное, что важно передать на этом этапе: отец тебя любит. По мере того как он подрастает, мы служим ему примером, подчас неосознанно, задаем поведенческие паттерны, формируем ценности и жизненные ориентиры. Он видит меня, как я видел своих родителей. Помню, встаю в восемь утра, а отец уже сидит за письменным столом, работает, мама пришла с работы. Тогда не было ксероксов, адвокаты (а моя мама — адвокат, папа — ученый, юрист) переписывали дела томами, потом дома сидели и читали. Наступала суббота — родители шли в музей или консерваторию. Потом к ним приходили друзья, они пели песни, играли на пианино. Вот так проходило мое воспитание. Такое наследство я получил от своих родителей, если не считать, конечно, библиотеки отца и двух-трех безделушек. Это та жизнь, на которой я вырос: Советский Союз 1960–1970-х годов.

Понятно, что возможности у нас были предельно ограниченны, но с точки зрения каких-то принципиальных историй все было правильно: жить с одной женщиной, много работать, отдыхать с просветительскими целями, дома должна быть библиотека, в свободное время нужно читать, причем хорошую литературу, поэзии следует отвести отдельную полку, — в этих простых ценностях советской интеллигентной семьи я не вижу никакого изъяна. Я стараюсь передать эту память, этот опыт собственным детям, хотя, конечно, они живут уже в открытом информационном мире и могут, понятно, учиться за рубежом.

Мы не были протестантами в пяти поколениях, которые копили и не тратили. Предыдущего опыта владения чем-то нет ни у кого из нас. Ну шесть соток, ну автомобиль «Волга», ну прицеп «Скиф». 

В России нет ни одного человека, родители которого могли бы дать пример, как распорядиться наследством. Наше поколение первое. И на нас лежит особая ответственность.

Большие долгоиграющие или успешные бизнесы в России создавались пассионариями, людьми харизматичными, которые были готовы брать на себя повышенные риски, многим жертвовать ради успеха. В большинстве своем, когда речь заходит о вопросах наследования, они продолжают оставаться умными, харизматичными, расчетливыми людьми. Я исключаю слепую, механическую передачу активов по наследству. Уверен, что к этому вопросу крупные бизнесмены будут подходить точно так же, как подходят к своему бизнесу: кем собственно является мой ребенок, готов ли он, хочет ли он, есть ли у него для этого способности, есть ли у него моя энергия; что будет с активами, сохранятся ли они под его управлением.

Несмотря на всю любовь к нашим детям, подход к вопросам наследования или передачи каких-то активов будет предельно рациональным, он будет даже более рационален, чем наше собственное отношение к бизнесу. Мы в первую очередь не хотим навредить ребенку. Ведь передача ему активов, упаси боже, денег, рискует испортить жизнь. Это дикая нагрузка и ответственность. Нет ничего кошмарнее, чем молодой человек, за которым гоняются всякие жулики, не теряя надежды, причем небезосновательной, лишить его состояния. Поэтому, скорее всего, отцы предпочтут передать свои активы в какие-то долгосрочные благотворительные фонды или застраховать в виде долгосрочных инвестиций в компании, которыми управляют профессиональные менеджеры, прежде всего публичные компании, имеющие понятную процедуру назначения управляющих.

Пока я, конечно, не собираюсь отходить от дел, но рано или поздно это случится, и я предпочел бы, чтобы мое состояние работало в большей степени на какие-то русские институты, которые удастся создать, частично они уже созданы. Есть личное наследство. Это семейные ценности, семейные реликвии. Если же мы говорим про компании, про большие бизнесы, то я не отношу их к семейным реликвиям, я считаю, что они в равной степени принадлежат той среде и пространству, той территории, где все это было заработано.

 Я убежден, что лучшим вложением являются просветительские гуманитарные институции, фонды, трасты, работающие для страны, постепенно, медленно меняющие ее.

То, что я делаю в рамках своего общественного, филантропического увлечения — я имею в виду «Стрелку», — это как раз гуманистическая деятельность. Бог в деталях. Широкий тротуар — это гуманизм: по нему женщина может идти с коляской, а справа может идти муж, слева — ребенок-первоклассник. И они гуляют, не вжимаясь в стены, чтобы их не обрызгала машина, а комфортно, шеренгой. Какой-нибудь торговец, у которого мелкая лавчонка, видит широкий тротуар и говорит жене: «Маша, вытаскивай два стола, давай капкейками их кормить». Так складывается новая цивилизация. Я гуманист в прежнем понимании этого слова, я за счастье при жизни. Пока личность и счастье человеческое не являются высшей ценностью, нам не добиться результата.

Мы экспортируем отнюдь не проституток и сантехников, из России уезжают талантливые яркие люди. Мы страна, которая производит нефть, мы страна, которая производит вооружение, мы страна, которая производит целлюлозу. Но мы должны быть страной, которая производит людей — качественных, современных, конкурентоспособных, умных, пассионарных, обязательно востребованных здесь и сейчас. За свою жизнь, не бог весть какую яркую, я не видел ничего более ценного, чем человек! Никакие связи, никакое качество месторождений, никакие площадки для девелопмента — нет ничего бесценнее человека. Все остальное — песок".