Почему президент не подписывается на акции Tallinna Sadam?

Год назад Вы высказались в том смысле, что к столетию Эстонской Республики можно бы сделать подарок – эффективную биржу.  На днях началось публичное предложение акций Tallinna Sadam и стало известно о покупке концерном Eesti Energia фирмы Nelja Energia, что является подготовкой к выходу на биржу Enefit Green. Это как раз то, что Вы имели в виду?

Да, самый быстрый способ взбодрить биржу – это вывести на неё государственные предприятия. Ведь частным предпринимателям не скажешь, мол, идите на биржу, особенно если они не видят в том выгоды для себя. Но пока до желаемого далеко. Как раз пару дней назад посмотрела, что утреннее число сделок было меньше сотни, а средний объём сделок – в пределах 1000-1500 евро. До нормальных рынков капитала нам ещё шагать и шагать. Нынешние предложения крупные инвестиционные фонды к нам не привлекут. Но начало положено. Я всегда радуюсь, когда на биржу кто-то приходит и расстраиваюсь, когда кто-нибудь уходит.

В отношении Tallinna Sadam бразды  правления остались всё же в руках государства. Так и задумано?

Это вполне может быть так, если государство считает такое положение важным. Тогда должны соответствовать и цена акции: эти риски должны быть учтены. В связи с экономическими показателями Tallinna Sadam нет причин опасаться, что порт не справится с ролью плательщика дивидендов.

С этими акциями всегда есть риск, что цена на них упадёт хотя бы из-за какого-нибудь неосторожного высказывания, о решении и говорить не приходится. Инвестор должен с этим считаться. Надеюсь, что государство как собственник осознаёт эту ответственность, что должно повлиять и на качество принимаемых решений.

Вы сами подписались на акции TallinnaSadam?

Нет, решила сейчас принципиально не покупать акции ни одного госпредприятия. По счастью, у меня их и нет, чтобы продавать. Просто потому, что я никогда не могу быть уверена, что в моём распоряжении не окажется инсайдерская информации. Да и заставить людей поверить, что у меня её нет, трудно.

С Таллиннской биржи собирается уйти OlympicEntertainmentGroup. В прошлом году стало известно, что уйти может и Tallink. Этого пока не случилось, но исключать возможность продажи Tallink не стоит. Что это значит для местной биржи?

Будем надеяться, что какая-то часть EestiEnergia выйдет на биржу, да и другие предприятия подтянутся. Но, возможно, нам надо задуматься, что же тормозит развитие биржи. Один фактор понятен – это малая величина нашего рынка. Но при этом на руках у людей большие накопления, и они не знают, куда их инвестировать. Раньше было довольно хорошая возможность в виде срочного вклада – что-то он всё же давал, а теперь навара с него никакого, и людям приходится обращаться к более рискованным финансовым инструментам. Люди хотели бы использовать фонды и фонды фондов, но на здешней рыночной базе их создавать сложно – следовательно, на наш рынок надо обратить внимание крупных международных фондов.

От Enefit Green на биржу попадёт лишь 49%. По мнению газеты Aripaev, нет ни одной весомой причины, почему бы фирму не приватизировать полностью, как Вы считаете?

Я в свою очередь не вижу ни одной весомой причины, почему бы Eesti Energia не выйти на биржу целиком. Я верю в эффект масштабности и уравновешивания разных частей одного предприятия, и если у зелёной энергии больше возможностей для роста, то стабильная производительность опять же в других подразделениях Eesti Energia. Так что, я бы вывела предприятие на биржу целиком.

Экономический прогноз IMF по еврозоне говорит о том, что в краткосрочной перспективе всё хорошо, а вот в среднесрочной положение как минимум нестабильное, если не проигрышное. Экономическим циклам свойственны взлёты и падения, поэтому единственный совет – учитывать эту особенность и всегда иметь в запасе подушку безопасности. Но иногда от изменения обстоятельств можно даже выиграть. В любом кризисе всегда есть и победители.

 

 

 

 

 

 

Здесь надо учесть и изменение числа чиновников. В частном секторе рост зарплат был последовательным, так как в последние годы увеличились производительность труда и инвестиции предприятий. В условиях слабого прироста рабочей силы предпринимателям не осталось иного выхода, как повысить производительность. Некоторые предприятия, конечно, не способны приспособиться к такому рынку зарплат, но наиболее сообразительные – могут. Сейчас нет признаков того, чтобы рост зарплат вызвал увеличение безработицы, нет и других негативных проявлений.

Работа полицейских, спасателей и учителей требует высокой квалификации, недоплачивать здесь нельзя. Департамент полиции и погранохраны был эффективно управляемой организацией: когда спустили приказ экономить, они стали экономить. Там зарплаты были надолго заморожены, особенно у спасателей, и когда они теперь повысятся, то и тогда не превратятся в запредельные. 

Мне кажется, что стоило бы присмотреться к служебной деятельности: исследовать службу за службой – хотя бы мысленно, если сделать это в открытую не хватает смелости, – произвести  в публичных учреждениях калькуляцию с нуля. Например, в министерстве рассмотреть всю его работу – установить, есть ли острая необходимость в том или ином виде деятельности. Низкие оценки, выставленные госреформе экспертами «Радара госреформы» обусловлены именно тем, что, в сущности, работа по выяснению того, что нам нужно делать, а что не нужно, – не заметна.

Тогда у нас исчезнет парламентская республика, а такая властная модель, в плане концентрации власти гораздо опаснее той, что у нас сейчас. При нашем государственном устройстве чудесно работает именно то, что никто и никогда не может сделать всё очень хорошо или полностью всё испортить. Есть примеры, когда при президентской власти от демократии мало что остаётся. Мы уверены, что с нами так не произойдёт? Если да, то на чём такая уверенность основана? Я считаю, что наше нынешнее разделение власти, закреплённое в Конституции, очень удачное. Также я не считаю, что следует уменьшить численный состав Рийгикогу. Скорее, наоборот. Рийгикогу должен быть очень заметным игроком на поле, где принимаются решения, и 101 человек – это не чересчур много.

Тогда у нас исчезнет парламентская республика, а такая властная модель, в плане концентрации власти гораздо опаснее той, что у нас сейчас. При нашем государственном устройстве чудесно работает именно то, что никто и никогда не может сделать всё очень хорошо или полностью всё испортить. Есть примеры, когда при президентской власти от демократии мало что остаётся. Мы уверены, что с нами так не произойдёт? Если да, то на чём такая уверенность основана? Я считаю, что наше нынешнее разделение власти, закреплённое в Конституции, очень удачное. Также я не считаю, что следует уменьшить численный состав Рийгикогу. Скорее, наоборот. Рийгикогу должен быть очень заметным игроком на поле, где принимаются решения, и 101 человек – это не чересчур много.

Насколько было возможно, я говорила о бизнес-интересах Эстонии, о том, что эстонцы с удовольствием инвестировали бы в Украину гораздо больше, ибо такого типа рынки нам знакомы, и мы видим там возможности для роста. Но надо быть ненормальным, чтобы сейчас делать крупные инвестиции в украинскую недвижимость. Правительство Украины признаёт важное значение инвестиционного климата. Я сделала, что могла, но никто не знает, каким будет результат. Да ведь нам и не нужно, чтобы в ответ на мои слова президенту почему-либо захотелось пойти нам навстречу – и всё, завтра решились бы все проблемы.

Международное внимание к визиту в Восточную Украину было значительным, так как Украина идёт по стопам Грузии. В Грузии, правда, конфликт заморожен, а в Украине идёт вялотекущая война, на которой, однако, каждый год гибнут сотни людей. Но ко всему привыкают, ведь война идёт уже четверный год. Там полтора миллиона людей, покинувших свои дома.

От сказанного отказываться не собираюсь. Просто в Европейском Союзе мы создали себе некоторые принципиальные ограничения. Коротко их можно подытожить так: настолько, насколько есть необходимость и как можно меньше. Мы не собираемся устраивать позитивную демонстрацию, не будем предлагать России крупные коммерческие проекты, не предложим участвовать в научной деятельности ЕС, направленной на его развитие. Но это не значит, что мы не будем поддерживать отношений с Россией.

То же самое уже год назад я говорила на телеканале «Дождь», и повторяла за это время не раз. Это и есть стандартный ответ на вопрос, поехали бы вы в Москву? Если пограничный договор будет ратифицирован, поеду.

С нашим поведением всё в порядке. Мы ведём себя в соответствии с международными правовыми и либерально-демократическими ценностями и нормами, о которых договорились с партнёрами.

На самом деле, это тема шире: как вести себя в ситуации, когда твои союзники делают шаги, не отвечающие общим интересам, а порой, даже не отвечающие их собственным интересам. Наше положение не где-то посередине. Наше положение одно, и оно зиждется на ценностях. Наша задача всегда поддерживать международное право и демократические принципы. В наших интересах, чтобы действовали договорённости, чтобы Европа не превратилась из опирающейся на ценности в опирающуюся на интересы. Ибо если есть интересы, то наши на их фоне слишком маленькие. Наши союзники очень хорошо это понимают, когда мы не голосуем вместе с ними потому, что опираемся на ценностную основу. Если хоть раз с неё сойти, в следующий раз опереться на неё будет нельзя.

Это означает, что если нам что-то непонятно, мы спрашиваем у членов администрации. У нас хорошие и прямые связи с министром обороны, вице-президентом, канцлером и вице-канцлером. Наш регион стабилен в смысле внешней политики, нас нельзя упрекать, когда мы придерживаемся ранее заключенных соглашений.

А говоря о президенте Трампе, надо найти способы, как убедить его в пользе НАТО. В пользе Европейского Союза. В том, что бизнес легче вести с Европейским Союзом, а НАТО – это часть международной архитектуры безопасности. Все, кто с ним встречается, об этом говорят с ним. И что-то не слышно, чтобы он возражал.

Тартусцам кажется, что обмануто их доверие. В ходе общегосударственного планирования им не объяснили и недостаточно обосновали строительство такого завода. Важно обсудить всё, что связано со строительством, начиная с того, как туда будут добираться машины, если не будет даже четырёхполосного шоссе Таллинн-Тарту. То же касается и объёмов вырубок.

В Тарту приложено немало сил, чтобы стать развивающимся университетским городом, и он хочет быть smart city. А если есть опасность, что Тарту может превратиться в вонючий промышленный город – то тартусцам надо самим решать свою судьбу. Я пока не поняла этой дискуссии по поводу вони. Нет у меня и ответа на вопрос, что на самом деле случится с водами Эмайыги. Мы не получили сведений о характере этой наилучшей из используемых технологий. У нас нет смоделированного образца, и это проблема.

 

Надеюсь, что о несчастных случаях на производстве. Надеюсь, что то, о чём говорит Кая Каллас – это вопрос образования, а вовсе не вопрос русской карты. Это нормально, что европейское государство должно дать возможность детям легально находящихся в стране людей, если они того хотят, получить гражданство. Проблемы владения эстонским языком надо решать с раннего возраста. Это вовсе не политическая тема.

Почему новые политические силы, скорее, стремятся в правый угол, будь то либералы (как по первоначалной информации Eesti 200) или консерваторы, а в левом никого не прибавляется?

Не могу сказать, праволиберально ли движение Eesti 200. Они подняли ряд проблем, но пока без их решения. Но ответ у меня есть: эстонский избиратель предпочитает правые партии, ну, или это партии считают, что их предпочитают. Это тот сектор, который приносит голоса.

Эта теснота не должна влиять на мировоззрение приходящих в политику людей. Делать политику надо исходя всё-таки из собственного мировоззрения.

На этой неделе вновь утвердили Марта Лаара на посту председателя совета EestiPank. Не только Лаар, но и Вы попали под удар, поскольку у Вас с ним общее партийное прошлое. Почему всё-таки Лаар – лучший на этом месте?

Это решение я приняла не с бухты-барахты. Подумала, а когда нам действительно нужен председатель совета центробанка? Тогда, когда в банке что-то пошло не так. Вот тогда нужен тот, кто способен чётко отдать распоряжения, разговаривать с политиками и разъяснять ситуацию на международном уровне. Таких людей у нас не слишком много и не у всех из них есть макроэкономический фон и политический опыт. Никто не может сказать, что у Марта Лаара отсутствует опыт в разрешении сложных ситуаций. Это как то ружьё, что висит на стене, и которое может понадобиться, а может и не пригодиться. Будем надеяться, что не пригодится.

Изучила я и результаты труда Лаара и увидела, чтосовет банка играет там гораздо большую роль, чем надзор. Этот совет действовал, просто нам это было не заметно, потому как на нашу будничную жизнь это влияния не оказывает. Я говорила с подчинёнными и спросила у президента Ардо Ханссона его мнение – он сказал, что Март превосходно ведёт собрания и отличный организатор. С лёгким сердцем могу сказать, что основания для моего решения были.

Я имела в виду, что когда в зрелом возрасте люди идут получать второе образование и что-то изучать, то обычно выбирают более мягкую специализацию. Очень редки случаи, что филолог идёт учиться на судостроителя. Но исследовния на эту тему мне не известны, это, скорее,  моё внутреннее ощущение. Конечно, не исключен спад в реальных направлениях, но такая же проблема и в том, что если в юности мало читают, то позже времени на это ни у кого не хватает.

Разразился первый в Эстонии #metoo скандал вокруг личности Игоря Манга. Насколько можно рассчитывать, что наше общество станет более справедливым и безопасным?

Это вопрос для широкого обсуждения. Мы стали намного больше говорить о том, что в обществе существуют тёмные стороны. Это становится всё очевиднее, так что мы готовы больше вкладывать в то, чтобы те, кому нужна помощь, например, ставшие жертвами педофилов дети, её получали. Это очень важно, что мы поддерживаем публичное освещение этих тем.

Не думаю об этом и не собираюсь сейчас думать. Мне надо делать свою работу. Мне очень хочется, чтобы Эстония стала более заметной, узнаваемой и доброжелательной. Если Эстония станет добрее и заботливее, и местные самоуправления лучше осознают свои возможности помогать слабым, то по истечении этих пяти лет я буду очень довольна. Моя работа сводится к тому, чтобы у нас было много друзей в других странах, даже там, где их, как правило, нет, и даже если они думают не так, как мы. Но мы, по крайней мере, сможем узнать, как и что они думают, и возможно, они в кризисной ситуации будут больше готовы увидеть мир таким, каким видим мы. И мы точно также готовы понять их проблемы.

Autor: Вилья Кийслер