В поисках чистопородных граждан Эстонии

Аналогичную нехватку рабочей силы в соседних странах решали путем призыва на родину соотечественников –  Финляндия, например, до 2010 года приняла назад 30 тысяч ингерманландцев.

Историк Ааду Муст утверждает, что число потомков тех, кто в 19 веке эмигрировал из Эстонии в Россию и у кого есть право на эстонское гражданство, может составлять 170 тысяч. Речь идет о людях, которые могут претендовать на паспорт гражданина Эстонии вследствие процесса оптации на основании Тартуского мирного договора. Исходя из документа, на эстонское гражданство претендовали 81 027 оптантов (выходцев из Эстонии, во времена царской России живших в других краях, но сделавших выбор в пользу гражданства Эстонии), из которых в Эстонии оказалось около половины желающих. Если сравнить оставшихся в России оптантов с динамикой численности населения России, то результат получается довольно скромным – максимум 42 тысячи человек на сегодняшний день. Эстонской республике представилась бы потрясающая возможность пригласить на историческую родину десятки тысяч потомков эстонцев, которые имеют право на гражданство. Что может быть проще – позвать всех, кто в 1920-е получил свидетельство о гражданстве от комиссии по оптации, обратно в Эстонию, тем самым частично решить проблему демографии. Но, к сожалению, на практике не всё так просто.

До 2016 года Департамент полиции и погранохраны не видел проблему в выдаче эстонских паспортов оптантам. Однако, начиная с 2016 года чиновники решили запретить эту практику. В последнее время мы уже слышали от профессора ИТ из Лондонского университета, что он недостаточно чистокровный эстонец и недостоин паспорта эстонского гражданина. Похожих историй в газетах можно найти множество. Тогда в чём вопрос?

В течение последних пяти лет Департамент полиции и погранохраны просил истолковать Тартуский мирный договор, в котором значилось, что оптанты в обязательном порядке должны были покинуть Россию в течение года. Государство утверждает, что лица, чьи предки не вернулись в Эстонию спустя год после получения свидетельства о гражданстве, в итоге оставались без него. Без гражданства нельзя оставить просто так, как с точки зрения Конституции, так и согласно элементарным правовым принципам.

Также, для многих возвращение оказалось вовсе невозможным – препятствием стали не только социальные (например, несовершеннолетний, оставшийся сиротой, находился в детском доме и чисто физически не мог приехать в Эстонию) и экономические проблемы, но и активное сопротивление России в возвращении таких людей. В дополнении к тому, что оптантам мешали возвращаться в 20-х, абсолютно игнорировался факт, что в случае потери гражданства, государство могло его забрать или человек мог от него отказаться. Ни у кого нельзя забрать приобретенное при рождении гражданство Эстонии. Из внутренних правовых актов Эстонской Республики 1920-30-х годов следует, что обязанности приезжать в Эстонию не было, равно как и не существовало ни одного предписания закона, по которому человек мог остаться без гражданства.

Лично я мог бы сказать, что «дело касается толкования законов и пусть решает суд». К сожалению, на основании материалов архива, становится понятно, что Департамент скрывает важные документы, которые подтверждают обратное. Большинство официальных документов архивов 1920-1930-х годов заверяют, что Эстонская Республика в отношении гражданства принимала во внимание лишь то обстоятельство, когда свидетельство о гражданстве было выдано. Впрочем, основатель Департамента полиции и погранохраны, министр внутренних дел и государственный старейшина Каарел Ээнпалу в сентябре 1922 года заявил:«..вследствие мирного договора Министерство внутренних дел считает оставшихся в России оптантов обладателями эстонского гражданства. Желающий от него отказаться должен обратиться с ходатайством в Правительство республики через министра внутренних дел...». Из этого положения следует, что при принятии ещё живших в России оптантов уже гражданами Эстонии, процесс оптации считали завершенным и выданное в России комиссией по оптации свидетельство о гражданстве окончательным присвоением гражданства.

Загадочным дело становилось уже в судебных разбирательствах, в которых Департамент полиции и погранохраны опирался на постановление о выдаче 1921 иностранному гражданину вида на жительство России и выселению такого же числа иностранцев из России – то есть Департамент ссылался на правовые акты, затрагивавшие иностранцев России, даже в том случае, когда речь шла о гражданах Эстонской Республики и законах нашего государства.

До 1940 годов ЭР считала оставшихся в советской России оптантов гражданами Эстонии. В 1936 году в посольстве Эстонии в Москве в составленным для министра иностранных дел меморандуме о ликвидации вопроса об оставшихся в России оптантах говорилось, что российское правительство запретило выезжать гражданам Эстонии позже установленного срока, пока тогдашнее министерство внутренних дел ЭР не примет твердую точку зрения, что оставшиеся в России оптанты всё-таки являются гражданами Эстонии.

В меморандуме рассматривалась проблема, что к тому времени, а именно к середине 30 годов прошлого века, у многих оптантов пропали документы об оптации, однако посольство ЭР в Москве исходило из того, что потеря документов, подтверждающих гражданство, не означало утрату последнего и паспорт гражданина выдавался в том случае, когда у человека не было документов об оптации, но имелись его точные данные. Заметно было и то, что в середине 1930 годов общая государственная позиция заключалась в том, что оставшиеся в России граждане Эстонии не только не потеряют своего гражданства, но и не вернутся в течение года в Эстонию. Также, практика показывала, что во второй половине 1930 годов люди возвращались в страну гражданами. То, что возвращение в страну в середине 30-х и их второй половине было скорее массивным, а не касалось приезда лишь некоторых, подтверждают и многочисленные соответствующие сообщения в газетах тех лет.

Вышенаписанное называет парадоксом эстонцев России и страдающий от аналогичной проблемы один настоящий эстонский патриот:«Первые 40 лет жизни в России меня обзывали фашистом-эстонцем из-за моей фамилии и моего происхождения, а теперь, когда я вернулся назад на историческую родину, эстонцы говорят мне, что я – проклятый русский». Каков парадокс! Пообщавшись со многими людьми, побывавшими в подобных ситуациях, могу утверждать лишь одно – среди них чаще встречаются настоящие патриоты, чем среди т.н. чистопородных граждан Эстонии.

Олави-Юри Луйк

присяжный адвокат бюро Lextal

Autor: Олави-Юри Луйк