«Мы слегка в аду». Что происходит с белорусскими журналистами после выборов 2020 года

Он медленно ехал в первой полосе, у него были тонированные стёкла и, кажется, не было номеров. А ещё за несколько минут до этого я делала фотографии марша людей с инвалидностью. Вокруг было много милиционеров в штатском, и моя интуиция говорила, что надо уходить. И я ушла, но это не помогло, потому что те самые милиционеры в штатском уже передали коллегам ориентировку и сказали меня задержать.

Когда приходится работать практически в военных условиях, быстро учишься слушать интуицию. Вот и сейчас, когда я сижу в микроавтобусе в окружении шести мужчин в форме ОМОН, моя интуиция говорит, что лучше отвечать на их вопросы спокойно и без издёвок. Я выдыхаю на четыре счёта, как меня учила психолог, и говорю: «Я журналистка, писать тексты – это моя работа. Я не участвовала в марше, а освещала его. По какой причине вы меня задержали?».

В ответ слышу много нецензурщины и вопрос: «Сколько платят инвалидам за марш?», и в этот момент у меня полностью исчезает страх. Кажется, что невозможно бояться людей, которые искренне верят, что людям с инвалидностью платят за то, чтобы они выступали против фальсификации выборов и государственного насилия.

Страх ушёл, и вот я проговариваю сама себе, что сейчас будет происходить: меня привезут в отделение милиции, опишут вещи, сфабрикуют протокол, посадят в камеру и спустя какое-то время увезут в изолятор. Сегодня четверг, так что суд, скорее всего, будет уже завтра. Ну, и раз это второе задержание, сидеть я буду 15 суток. Я молодец, что успела предупредить маму, что вокруг марша много милиции в штатском, и отправила геолокацию телефона нескольким подругам. Все быстро узнают, где я, и, может быть, даже смогут передать какие-то тёплые вещи и еду (не узнали и не передали). С собой у меня 10 таблеток моего антидепрессанта, а на две недели мне надо 22 таблетки, так что придётся резко снизить дозу, а после отсидки ещё минимум неделю убирать синдром отмены и приходить в себя.

В отделении милиции мне становится плохо – из-за стресса ухудшается бронхит, я сильно кашляю, и мне тяжело дышать.

- Мне нужна скорая.

- Зачем?

- Тяжело дышать. У меня бронхит. Вы же слышите моё дыхание и кашель.

- По какой статье задержаны?

- Подозреваю, что по 23.34 (участие в несанкционированном массовом мероприятии)

- Ничем не могу помочь.

И я сижу в этой маленькой камере на холодной плитке и пытаюсь хоть как-то успокоиться. На мне совсем новые ботинки, в них уже нет шнурков, и я понимаю, что ходить будет очень неудобно. И как-то до слёз обидно за эти ботинки: я покупала их в разгар протестов, чтобы почувствовать, что в жизни ещё осталась хоть какая-то нормальность. И вот теперь из-под этой нормальности выглядывают тёплые носки. Надеюсь, в этот раз мама с подругами вспомнят, что передавать надо не только носки, а ещё и трусы. И злюсь на себя, что не надела перед выходом из дома дополнительные трусы и вторую пару носков.

А ещё в голову постоянно лезут мысли о коллегах, которых калечат, похищают и задерживают. Я не знаю точной статистики, но точно знаю, что работаем мы последние месяцы слегка в аду. А ведь когда-то я хотела быть в военной журналистике. Только мне тогда казалось, что на войну я буду ездить в другие страны, и я представить не могла, что мой город фактически превратится в зону военных действий.

Вспоминаю, как Наталье Лубневской в упор прострелили ногу. На ней была жилетка «Пресса», но кому есть до этого дело? Вспоминаю, как словили пули Ирина Ареховская и Евгения Долгая, как Дмитрия Брушко похитили прямо около Министерства внутренних дел, как порой в те самые микроавтобусы усаживали всех независимых журналистов, которые освещали какое-нибудь мероприятие.

Следом вспоминаю, как сотрудница государственного СМИ Людмила Гладкая вместе с сотрудниками милиции допрашивала людей и снимала это на камеру. И как у меня появился наконец-то жилет «Пресса», а я так ни разу его и не надела, потому что он из средства защиты превратился в мишень.

На четыре счёта вдох, на четыре замираю, на четыре выдох, на четыре замираю.

Я очень злюсь, и вот-вот меня накроет паническая атака, так что надо дышать «квадратом». Как и при первой поездке в отделение милиции, не хочу плакать при сотрудниках. Мне кажется, что так я лишаю их садистского удовольствия и хоть что-то вообще контролирую. На четыре счёта вдох, на четыре замираю, на четыре выдох, на четыре замираю.

Мне кажется, что всё, что сейчас происходит – это жутчайшее нарушение свободы прессы, и что хуже, чем сейчас, быть уже не может. Но когда я выйду после 15 суток, попаду как раз в новую веху репрессий против белорусских журналистов: за освещение акции памяти убитого Романа Бондаренко возбудят уголовное дело против журналисток Катерины Андреевой и Дарьи Чульцовой, за публикацию медицинского освидетельствования, которое доказывает, что Роман не был пьян, когда его убивали, арестуют журналистку Катерину Борисевич. Андреева и Чульцова в результате получат по два года колонии каждая, Борисевич – шесть месяцев.

Через месяц после ареста Катерины Борисевич задержат часть команды Пресс-клуба – основательницу Юлию Слуцкую, оператора Петра Слуцкого, программного директора Аллу Шарко, финансового директора Сергея Ольшевского и оператора Дениса Соколовского. Всем им предъявят обвинения в уклонении от уплаты налогов, и всех их вскоре признают политзаключёнными, потому что дело-то не в налогах, а в том, что Пресс-клуб помогал развивать журналистику в Беларуси, а после начала протестов ещё и рассказывал истории пострадавших журналистов в проекте Пресса под прессом.

Арестуют и обвинят в финансировании протестов медиаменеджера и журналиста Андрея Александрова. Фоном уже будут продолжаться задержания и административные аресты по сфабрикованным административным делам. Власти устроят погром крупнейшего новостного портала Беларуси Tut.by и якобы за неуплату налогов задержат главного редактора Марину Золотову, редактора Ольгу Лойко, генерального директора Людмилу Чекину, журналистку Елену Толкачёву, главного бухгалтера Анжелу Асад, заместителя директора Ирину Рыбалко, главного инженера Аллу Лопатко, заместителя главного бухгалтера Марию Новик, заместителя директора Александра Дайнеко, менеджера Андрея Авдеева, юриста Екатерину Ткаченко, бывшую юристку Ирину Костюченко. Исчезнет и лишь на третий день найдётся под домашним арестом вдова основателя Tut.by Юлия Чернявская.

Через десять суток после задержания от адвоката Чернявской мы узнаем, что ей предъявлено обвинение, и она останется под домашним арестом.  Остальные фигуранты «дела tut.by» также не выйдут на свободу. Что именно кому из них предъявлено, мы не узнаем, потому что адвокатам запретят разглашать даже номера статей.

После того, как журналистка спутникового телеканала Белсат Арина Малиновская уедет из страны, задержат мужа её сестры и будут фактически держать его в заложниках, требуя, чтобы она вернулась в Беларусь.

Чтобы арестовать журналиста и бывшего главного редактора телеграм-канала NEXTA, власти Беларуси организуют фактический угон самолёта. Диспетчер сообщит пилотам, что на борту самолёта якобы может быть бомба и потребует, чтобы те не заканчивали по плану рейс Афины-Вильнюс, а развернули самолёт и посадили его в Минске. Для пущей убедительности в воздух поднимут боевой истребитель с ракетами на борту. Романа Протасевича задержат и отправят в СИЗО. Вместе с ним задержат и его девушку, гражданку Российской Федерации, Софью Сапегу. Через пару дней после задержания появится видео, на котором Роман скажет, что с ним всё в порядке, проблем со здоровьем никаких нет, и обращаются с ним хорошо. При этом у мужчины будет искривлён и загримирован нос, ссадина на лбу и плохо загримирована отёкшая левая сторона лица. На шее будут видны следы, которые могли появиться из-за того, что Романа душили.

К этому времени в стране изменят закон о СМИ, и журналисты, освещающие несанкционированные массовые мероприятия, будут считаться участниками этих мероприятий. Перепишут закон о противодействии экстремизму и закон о массовых мероприятиях. Популярные телеграм-каналы один за другим станут называть экстремистскими, и СМИ будут убирать на своих сайтах  все упоминания о них.

Всего в 2020 году Белорусская ассоциация журналистов зафиксирует 480 задержаний журналистов и 97 случаев отбывания административного ареста (больше 1200 суток ареста на всех). В офисе БАЖ и дома у руководства также пройдут обыски. Десятки новостных сайтов будут заблокированы и станут доступны только чрез VPN. В 2021 году доступ к самому крупному новостному порталу tut.by пропадёт полностью.

Из страны уедет много журналистов, и я стану одной из них. Я уеду через три недели после второй отсидки. Моей родственнице со скрытого номера позвонит мужчина, который представится сотрудником следственного комитета и попросит мой номер телефона. Но я буду знать, что у следственного комитета есть все мои данные, так что с первого раза пойму намёк, соберу одну сумку вещей и в тот же вечер выеду из квартиры, а вскоре и из страны.

Пока я буду ждать возможности уехать, мне несколько раз позвонят со скрытого номера. Ещё через несколько недель моей маме позвонит следовательница, с которой мне пришлось пообщаться во время первой отсидки, и будет спрашивать, мне невозможно дозвониться.

Я попрошу в Латвии политическое убежище и буду жить в лагере беженцев. Увеличу дозу антидепрессантов, научусь новым дыхательным практикам и буду бороться с посттравматическим стрессовым расстройством. Часами буду объяснять психологу, почему не могу перестать жить белорусскими новостями. Полюблю спорт, потому что во время тренировки болит тело и не болит душа.

Перестану мечтать о военной журналистике и буду смотреть на неё как просто на один из возможных вариантов на будущее. Буду уговаривать коллег уезжать из страны ради своей безопасности, как когда-то уговаривали меня.

Часто буду вспоминать вечер 10 августа, когда сначала я почувствовала эйфорию, оказавшись в самом центре событий, а потом рядом со мной взорвалась светошумовая граната, и я немного поверила в «предсказание», что в журналистике меня ждёт большой успех, но умру я рано и именно из-за работы. Только очень хотелось, чтобы смерть эта, если что, была не напрасной.

Но, как окажется со временем, ни убийства мирных протестующих, ни массовые задержания, ни пытки, ни уголовные сроки журналистам не изменят кардинально ход событий. Правда, мы всё равно будем работать, - кто из-за границы, кто под ежедневной угрозой ареста. Потому что рассказывать правду – легко и приятно, даже если за этим следует суд.