Глава банка Artea: я не помню периода, когда разрыв в развитии Литвы и Эстонии был бы настолько большим

Да, но я бы не стал называть это проблемой. Это естественное развитие. Иногда вы растете быстро, последние два года дули попутные ветра, и банкам было проще генерировать NII. Но мы хотим сохранить эти уровни доходов и расти дальше. И теперь основной рост, на мой взгляд, должен происходить за счет развития кредитного портфеля, прирост которого мы планируем в двузначных цифрах.

Я просто помню, перед финансовым кризисом 2008 года была ситуация, когда иностранные банки фондировались в основном не за счет местных депозитов, а за счет материнских банков, таких как Swed и SEB. Это была совсем другая ситуация.

Но за это время богатство накапливалось, и размер депозитов сейчас намного больше, чем кредитов.

Позитив в том, что в стране более низкий уровень риска и сохраняется потенциал роста.

Нынешние требования таковы, что если вы растете, то вы должны незамедлительно увеличивать резервы. Так что я бы сказал, что сегодняшняя политика резервов не связана напрямую с качеством портфеля.

Они, конечно, связаны с этим, и если у вас есть невозвратные кредиты, то вам нужны резервы в большем объеме. Но текущая ситуация такова, что уровень просроченной задолженности (NPL) очень низкий, и вы создаете резервы в зависимости не только от того, сколько кредитов вы выдали, но и каковы макропрогнозы на будущее. Эти параметры влияют на резервы, а не только объем плохих кредитов.

Ситуация, я бы сказал, стабильная. Раньше NPL был 10-5%, теперь он опустился до 2%.

3-4 года назад. Он постоянно снижался, и сейчас остается стабильным. И если экономика продолжит развиваться, как она развивается сейчас, и не будет внутренних и внешних шоков, то это устойчивая позиция для нас. Да, пара крупных клиентов могут повлиять на уровень NPL, но мы сейчас находимся в условиях низкого коэффициента.

Одна из причин, почему он будет оставаться низким – это снижение стоимости финансирования, а это напрямую влияет на способности должников платить по кредитам.

Также важно учесть строгую кредитную политику Европейского центрального банка, которая требует финансировать только тех клиентов, которых вы знаете. С такими стандартами, я бы сказал, кредиты должны оставаться довольно хорошими, если только не произойдет каких-то серьезных событий.

Наверное, чтобы быть точными, нужно провести гораздо более глубокие расчеты, но мое чутье и опыт говорят, что экономический рост, – если он устойчивый и базируется на долгосрочных параметрах, – создает гораздо больше выгоды.

Euribor, конечно, влияет на динамику. И у нас был период, когда банки были гораздо более прибыльными благодаря этому эффекту, когда нулевые процентные ставки пошли вверх.

Но с фундаментальной точки зрения экономический рост – это топливо для развития кредитного портфеля, когда вы диверсифицируете и расширяете клиентскую базу.

Также экономический рост означает, что ваш NPL не должен быть высоким, так как нет кризиса, большого числа банкротств. Значит потенциально вы сэкономите на резервах.

В этом смысле я бы сказал, что стабильный экономический рост гораздо более устойчивый источник для генерации чистой прибыли.

Это вопрос баланса. С одной стороны, твои акции должны быть привлекательны для инвесторов, и когда мы изменили нашу дивидендную политику, это оказало довольно сильное влияние на цену акций. Так что мы видим, что для акционеров дивиденды важны.

С другой стороны, мы все еще находимся в стране и экономике, которая развивается, и нам нужен капитал для роста. Мы рассчитали, что такая дивидендная политика не помешает этому.

А обратные выкупы – это дополнительный элемент, с помощью которого вы можете сбалансировать излишки капитала в определенный период времени.

Таким образом, это постоянное контролирование экономического развития страны и ваших способностей, а также учет рисков, потому что мы не хотим расти слишком быстро. Технически ты можешь рассматривать рост на 50%, но это будет неустойчиво. Поэтому мы хотим расти быстрее, чем рынок, но не слишком быстро, и излишки капитала должны быть распределены между инвесторами.

Мы хотим придерживаться этого настолько, насколько это будет возможно.

Да, верно.

Я не проводил глубокого анализа, но эта структура вполне универсальна. Она позволяет при необходимости выйти на рынок и привлечь финансирование, и тем самым разбавить структуру. Но это также дает возможность основным акционерам оказывать поддержку банку в случае необходимости. Если у вас 50% принадлежит сильным акционерам, это может позволить банку принимать хорошие стратегические решения. Я не вижу в этом никаких недостатков, и все акционеры получают от этого выгоду.

Ну, это уже вопрос политики и структуры управления банка.

По тренду мы впереди, но не с точки зрения оценки компании, особенно в сравнении с LHV.

Я бы сказал, что фундаментальные показатели подтянулись. Нельзя слишком долго полагаться лишь на какую-то историю, в итоге ты должен демонстрировать результаты. Наш банк показал, что мы можем стабильно приносить доход. Это первый фактор.

Другой. Возможно, мы стали гораздо более заметными и восприниматься как интересная и хорошая инвестиция. C нашей стороны была проделана определенная домашняя работа по продвижению и представлению банка широкой аудитории.

За более чем 33 года работы мы приобрели компетенцию в определенных областях. Мы местный банк, а в Литве осталось не так много местных брендов, так что альтернатива – скандинавские, балтийские банки или мы.

Краеугольные камни, на которых мы строим нашу бизнес-модель – гибкость, быстрое принятие решений, близкое взаимодействие с клиентами.

И наши последние приобретения (страхование, пенсионные накопления – прим. ДВ) позволили нам встать в один ряд с основными конкурентами, потому что исторически мы были как бы вторым выбором, а теперь к нам некоторые клиенты уже относятся как к главному.

Я бы сказал: и то, и другое. В настоящее время мы фокусируемся на рынке Литвы и хотим закрепиться здесь как можно сильнее. Да, традиционный банкинг – один из краеугольных камней бизнес-модели, но у нас есть и некоторые специфические услуги. Я, наверное, могу упомянуть две из них – это проекты реконструкции советского жилья и многоквартирных домов.

Но мы расширяемся и делаем это более эффективно. Так сложилось исторически, что мы выступали в основном как агент, то есть государство или Европейский инвестиционный банк предоставляли средства на эти цели, а мы лишь распределяли и собирали их.

А теперь мы сами кредитуем в виде софинансирования. Мы начали создавать специальные механизмы для инвестиционных фондов, и другие инвесторы могут теперь вкладывать средства в эту модель. Даже, например, пенсионные фонды и другие банки инвестируют.

Другое, возможно, чуть более новое направление бизнеса – мы работаем контрагентом для эмитентов по выпуску облигаций, что позволяет нам генерировать дополнительный комиссионный доход, а также расширить наше предложение для корпоративных клиентов. Они могут финансировать свои потребности не только за счет банковских кредитов, но и привлечь дополнительное финансирование через облигации.

Я не такой уж большой эксперт в происходящем на эстонском рынке. Все три банка, несмотря на непростую ситуацию в Эстонии, продолжают показывать сильные результаты. Так что я думаю, что жизнь есть жизнь, и я бы не стал делать на этом большой акцент.

Нет! (смеется)

Опять же, я не самый лучший эксперт, чтобы разбирать причины нынешнего состояния Эстонии, но мне кажется, одна из причин – диверсификация экономики. Кроме того, если я правильно помню, были некоторые перемещения денег из Эстонии в другие страны.

Не в таком объеме. У нас не было такой концентрации капитала в руках ограниченного числа людей. Если Skype и другие компании, где было много денег, по какой-то причине выводят большие суммы из экономики, то это может иметь серьезное влияние.

Но эти лишь мои предположения. Конечно, взаимоотношения со скандинавскими странами в Эстонии гораздо теснее. И если у соседей дела идут не очень хорошо, то это отражается и на вас.

В Литве же уровень диверсификации на высоком уровне во многих секторах. Я думаю, что исторически мы были наиболее диверсифицированы в бизнесе среди трех балтийских стран.

Мы также увеличили сферу услуг, которая была не так сильно развита, и где Эстония и Латвия лидировали. Например, центры информационных технологий и экспорт их продуктов. И эта диверсификация дает нам больше стабильности.

Мы все равно небольшая страна и имеем тесные связи с Германией – это одна из стран, с которыми Литва торгует больше всего. Но наши предприятия развиваются даже в то время, когда крупнейший партнер переживает не лучшие времена.

Так что адаптивность и даже замена некоторых западных компаний на литовские позволяют продолжать рост. И мы как банк видим это на примере нашего кредитного портфеля, который развивается без серьезных проблем.

Можно проводить разные сравнения, но на моей памяти, в своей карьере я не помню периода, когда разрыв в нашем развитии был бы настолько большим. С такой разной динамикой, как сейчас, когда вы два-три года показываете более низкий или даже негативный рост, в то время как Литва продолжает расти, – да, не на запредельные цифры, но на приличные, – такого я не припомню.

Так что это интересное наблюдение за всю эту 35-летнюю историю наших стран, которое, возможно, заинтересует тех, кто занимается макроанализом, поискать первопричины этому.

Посмотрим, но, по крайней мере, пока мы не видим каких-либо негативных сигналов, которые бы указывали на проблемы для Литвы.

Да, безусловно. Это, наверное, один из главных мировых вызовов сейчас. Я даже иногда ловлю себя на мысли о том, что считаю, сколько Трампу осталось лет править.

Это большая неопределенность, которая создает напряжение. Для самих же США сейчас основная проблема – это их собственная экономика и способность сохранить то доверие, к которому они привыкли. И я даже не уверен, как им удастся это стабилизировать.

Это сильная экономика. И потенциал есть.

Я ожидаю, что Германия откроет больше возможностей для инвестиций. Это чрезвычайно развитая страна, которая способна при дополнительном финансировании аккумулировать потенциал для эффективного управления экономикой, для инвестиций в технологии. И я думаю, что они дождались подходящего момента, когда смогут использовать свои возможности, потому что исторически все спрашивали, почему Германия такая консервативная, не хочет увеличивать свою задолженность.

И это хороший пример того, что иногда лучше быть в позиции Германии, чем в позиции США.

Мы проводили разные стресс-тесты, каким образом внешняя среда может повлиять на стабильность и работу нашего банка. Я бы сказал, что сильного и прямого воздействия, особенно, если мы возьмем тарифы, мы не обнаружили.

К счастью, наши бизнес-партнеры и компании настолько хорошо диверсифицированы, что на США приходится всего семь процентов рынка от общего объема нашего экспорта, так что прямое воздействие довольно ограничено.

Самое важное – это геополитическая безопасность, поэтому, я думаю, что этот вопрос нужно решать.

Так далеко не думали. Мы сейчас работаем и наслаждаемся новым ребрендингом.

Где мы можем оказаться в будущем – станем ли мы международным банком, найдем какую-то новую нишу, будем больше и эффективнее – на горизонте сейчас не видно. Но мы не планируем стоять на месте, будем двигаться и расти дальше.