«Люди показывают фотографии своего дома – а его просто нету». Как в приграничных польских городах помогают украинцам

Жешув расположен в 90 километрах от польско-украинской границы. До февраля здесь проживало 200 000 человек. К апрелю их стало 350 000. Президент Украины Владимир Зеленский даже пожаловал городу звание «города-спасителя» за прием беженцев.

В Жешув мы прилетаем из Варшавы. Из самолета видно, что летное поле защищено как минимум десятком американских ПВО «Патриот». Это ближайший к Украине аэропорт, откуда стране поставляют военную помощь. «Сейчас летает по 10 самолетов в день, а в первое время войны – по 10 в час», – говорит таксист, который везет нас из аэропорта.

Из Жешува мы отправимся на автобусе в Пшемысль, и уже оттуда – ночным поездом в Киев. Но пока у нас несколько свободных часов в Жешуве, и мы решаем заглянуть на железнодорожный вокзал, который в первые дни войны ежедневно пропускал через себя тысячи беженцев из Украины.

Сейчас, в конце июня, вокзал практически пуст. У здешних волонтеров – украинок Христины и Ирины – есть время с нами поговорить.

Христина бежала из Львова. 24 февраля за ней, ее сестрой, тетями и племянниками (младшему из которых 5 месяцев) приехал на машине отец Христины, который живет в Польше. Границу пересекли только 26-го – последние 30 километров заняли двое суток. «Холод лютый, на дворе -16. На заправках, у банкоматов хаос, паника. Детям памперсы меняем прямо в машине, плачут. И ты стоишь, стоишь, стоишь».

По приезду в Жешув в трехкомнатной квартире разместилось 13 человек. Ситуация с жильем здесь похожа на таллиннскую: аренда обходится примерно в 450 евро в месяц, сдавать беженцам на короткий срок мало кто согласен.

Второй волонтер, Ирина, бежала из Краматорска, который сейчас зажат в тисках войны. Это второй раз, когда Ирина покидает родной город: первый был в 2014 году. Тогда она добровольно помогала украинским военным в Донбассе. «Ездили, кормили, [у военных не было] ни носков, ни трусов. Что такое армия? У нас ее практически не было. Пацаны голые, босые, ни еды, ни воды, даже не было влажных салфеток. А Донбасс – это степь, там в два раза жарче, чем здесь».

«Когда в 2014 году Краматорск оккупировали, ко мне начали приходить "защитники", – продолжает Ирина. – Сказали, что я должна им обеспечить дом, мобильную связь, должна их кормить. Ну я спросила: "а горшок ночной вам не подставлять?". Они с матом начали угрожать».

— А почему именно к вам?

«Потому что моя соседка кормила Гиркина в Святогорской лавре, где его венчали на эту войну (Игорь Гиркин (Стрелков) – один из лидеров пророссийских боевиков так называемой "Новороссии" в 2014 году, бывший офицер ФСБ). И ее зять, который был представителем полиции в Славянске и потом занял пророссийскую позицию <...>, узнал, что я еще и волонтер. И она меня сдала. Ко мне приходили, пришлось уехать».

«Для меня война началась не в феврале. Она началась 12 апреля 2014 года», – говорит Ирина. Ее обижает, что большинство украинцев и весь мир осознали ужас войны только 4 месяца назад, хотя в ее родном городе она идет уже 8 лет.

Христина и Ирина стали волонтерами практически сразу после приезда в Польшу. «Я просто села на автобус, приехала сюда», – рассказывает Христина.

В итоге Христина решила, что поменьше будет вдаваться в разговоры, а просто будет помогать людям и настраивать их на хорошее. «Мы говорим: «Все будет добре».

Во Львове Христина училась на стоматолога-ортодонта, нашла работу ассистентом врача. Но в Польше без знания языка ее практически никуда не хотели брать. Ирина до войны была малым предпринимателем, возила одежду из Польши и продавала в Краматорске. Что будет дальше, она не знает. «Люди приезжают, показывают фотографии своего дома – а его просто нету. И там некуда податься, и тут некуда идти».

Прощаясь, Христина и Ирина говорят: «Напишите, что мы гордимся нашими хлопцами. Только благодаря им мы сейчас с вами разговариваем. Вот мы сейчас это говорим и мурашки бегут по коже», – показывают они. Мурашки и правда есть.

Пшемысль еще ближе к Украине, чем Жешув – всего в 14 километрах. Местный железнодорожный вокзал куда оживленнее. Сначала замечаешь внушительную толпу цыганских детей, сидящих прямо на земле у здания. В центре зала длинная очередь в кассу.

Но жизнь на станции хорошо организована. Есть медпункт, туалеты относительно чистые, ресторан и магазин вообще кажутся оазисами спокойствия и прохлады. Охрана контролирует, чтобы в зал ожидания проходили только по билетам. Люди выглядят усталыми (на улице жарко), но в целом лица спокойные и даже приветливые.

Знакомимся с Брендоном, Джеком и Джули – волонтерами из Аризоны. Они говорят, что встретили еще трех человек из своего города, о которых раньше ничего не знали – это показывает, насколько вообще здесь много добровольцев со всего мира.

Время от времени к вокзалу подъезжает микроавтобус в цветах украинского флага. Нам сообщают, что это «самый знаменитый микроавтобус в городе».

Хозяин машины, белорус Андрей, рассказывает, что раньше у микроавтобуса были другие цвета: белый-красный-белый. На нем Андрей в родном Витебске возил людей, спасавшихся от ОМОНа во время белорусских протестов в 2020 году. Затем он эмигрировал в Киев вместе со своей девушкой, а когда началась война, они поехали в Польшу. Четыре месяца каждый день Андрей встречает беженцев у вокзала и отвозит их туда, куда им нужно.

Волонтеры говорят, что направления перемещений украинцев сейчас разные, но число возвращающихся в Украину действительно возросло. А вот куда и откуда едут цыгане, кажется, никто не знает. «Приезжают сюда целыми таборами», – бормочет одна из волонтеров. Нам цыгане сказали, что едут из Закарпатья в Мюнхен к родственникам. Планами цыган у нас аккуратно интересуются полячки пенсионного возраста, которые приехали в Пшемысль на экскурсию. Когда я сообщаю им про Мюнхен, дамы облегченно переглядываются.

Дуся, Марта, Лила и их хозяйка Татьяна возвращаются в Украину из Дании, где провели три месяца.

Дом Татьяны находится всего в километре от аэропорта Гостомеля, который начали обстреливать в самые первые дни войны. Татьяна и ее семья решили уехать 10 марта, а спустя всего пару дней Гостомель был оккупирован. Пока дом стоял пустым, его разграбили. Сейчас за ним присматривает фирма, управляющая недвижимостью.

Татьяна работает инженером-сметчиком Киево-Печерской лавры, ее задача – контролировать проекты строительства и реновации украинских церквей. Татьяна говорит, что работа дома для нее сейчас есть. А вот ее дочь остается в Дании – она устроилась там специальным педагогом. «Это она сама нашла. Обычно предлагают работу уборщицы, посудомойки, – говорит Татьяна. – Датчане вообще к чужим не очень».

В Дании Татьяне предложили социальное жилье, но с одним условием: без животных. Но о том, чтобы усыпить Дусю, Марту и Лилу, речи идти не может, поэтому Татьяна решила вернуться в Украину. «Да и устали мы немного от датского гостеприимства».