Отчаяние и бессилие: есть ли выход?

Начнем с вопроса, что такое отчаяние. Это стесненность, отсутствие выхода, решения. Например, студент знает: завтра экзамен, но он уже не успевает подготовиться. Или человек попадает в глухую пробку по пути в аэропорт. Времени все меньше, и, если не произойдет чудо, он не успеет на самолет. Или человек построил дом, взял в банке ипотеку, его долги все увеличиваются, а отдавать их нечем… Когда у нас возникает отчаяние, мы понимаем, что больше ничего не можем сделать. То есть в отчаянии мы всегда испытываем бессилие. До тех пор, пока мы еще что-то можем, что-то ведет нас к цели, отчаяние не наступает. Отчаяние приходит тогда, когда мы замечаем, что уже поздно: несчастье уже произошло. Оно разрушает то, что ценно для нас.

Если наводнением смыло дом, если умер мой ребенок, если я пережил насилие, если в моих отношениях постоянно происходят ссоры, если я вел такую жизнь, которая привела к неправильным решениям (разлуке, аборту, алкоголю…), то как мне продолжать жить дальше? Моя жизнь сломана, она наполнена страданием, страданием и еще раз страданием. Отчаявшийся человек близок к самоубийству, потому что все, что есть, что представляет собой опору, ценность, – ломается. Либо оно уже сломано, либо я наблюдаю за тем, как оно приходит в упадок и исчезает. Я испытываю боль, когда вижу, что те вещи, которые для меня важны, люди, к которым я привязан, разрушаются передо мной. Или я стою посреди руин разрушенной жизни. Уже больше нет никакой надежды. Что еще может быть? Будущего нет, настоящее – это руины, пропасть. У меня нет никакой возможности вмешаться и что-то сделать, принять решение. У меня нет выбора. Я подхожу вплотную к стене. Я бессилен.

Противоположный полюс отчаяния – это надежда. Если у меня есть надежда, тогда есть жизнь. Пока у нас есть надежда, еще не все потеряно. Может произойти какой-то поворот, потому что хорошее еще есть: дом еще стоит на месте, отношения еще проживаются, ребенок, хотя и болен, может выздороветь. Человек надеется, что диагноз, который ему поставлен, не самый серьезный. Он надеется, что скоро найдет работу и погасит долги.

У надежды и отчаяния есть сходство, у них одна и та же структура. Если я надеюсь, то я тоже переживаю нечто похожее на бессилие. Когда я надеюсь, это означает, что я больше уже ничего не могу сделать. Я привез ребенка в клинику, я забочусь о нем, нахожусь рядом с ним, врачи делают то, что они могут сделать... И все же я могу иметь надежду. Как такое возможно? Когда я надеюсь, я связан с ребенком и с его жизнью. И я не откажусь от отношений с этой ценностью. Хотя я просто сижу сложа руки и уже больше ничего не могу сделать, но я сохраняю связь. Я остаюсь активным – парадоксальным образом. Я желаю лучшего. У меня еще пока есть немного доверия.

Установка надежды – это очень разумная установка. В надежде несчастье еще не произошло, а в том, что не произошло, еще нет полной уверенности. Может произойти что-то неожиданное, и самое надежное – верить, что поворот не исключается. Это возможно: ребенок поправится, я сдам экзамен, я не болен, я найду работу. Лишь факты исключают возможность. Надежда направлена на будущее. Я держусь за свое желание, за свою интенцию, за то, что что-то может быть хорошо. Я остаюсь верным этой ценности. Для меня важно, чтобы ребенок был здоров, потому что я его люблю. И я остаюсь в отношениях, в связи. Я держу эту ценность высоко в руке. Это происходит на почве реальности – не исключено, что все еще будет хорошо. Надежда – это искусство. Это духовное искусство. Рядом с собственной немощью, вместо того чтобы впадать в бессилие или летаргию, можно еще что-то делать, а именно – не отказываться от отношений с ценностью. При этом «делать» означает не внешнее делание. Это дело внутренней установки.

Между надеждой и отчаянием есть еще одно понятие, которое близко к понятию отчаяния, а именно: «сдаться». Когда я говорю: «Это больше не имеет смысла», тогда я отказываюсь от ценности. Это близко к депрессии. Когда человек сдается, у него больше нет надежды. В равнодушии еще есть немного опоры – пока человек не попадает в пропасть отчаяния. В отчаянии же происходит по-другому: я уже нахожусь в пропасти, но не отказываюсь от ценности.

Отчаяние не означает, что я сдался. Человек, который отчаялся, – это человек надеющийся. Это тот, кто еще связан с ценностями, кто хочет, чтобы ребенок поправился, чтобы был сдан экзамен. Но в отличие от надеющегося, где остается возможность того, что все еще будет хорошо, отчаявшемуся человеку приходится видеть, что та ценность, за которую он держится, разрушается или уже разрушена. Тот, кто отчаялся, переживает, как умирает надежда. Разрушается то, что важно для его жизни, за что держится его жизнь.

Отчаяние – это боль. Датский философ Серен Кьеркегор много размышлял об отчаянии и сам переживал его. Для него отчаяние – это неправильное внутреннее отношение. Это внутреннее расстройство приходит извне, от чего-то другого. Кьеркегор расширил это и связал с Богом: тот, кто не хочет жить в согласии с Богом, тот отчаивается. Если говорить с точки зрения психологии, то мы можем сказать, что отчаяние означает «не иметь надежды». Это значение наглядно прослеживается в романских языках (despair, desespoir, disperazione, desesperacion). Без надежды я теряю связь с ценностью, тем самым я утрачиваю несущую почву. И тогда моя жизнь не может прийти к исполнению. Это похоже на то, как это происходит в страхе. В страхе мы переживаем утрату почвы, несущей опоры. В надежде эта почва – это любовь к ценности и отношения с ней. У отчаяния тоже есть структура страха. У отчаяния есть структура бессмысленности – потому что уже больше нет контекста, который мог бы задавать мне ориентиры.

Бессилие формирует отчаяние. Слово «бессилие» означает, что я ничего не могу сделать. Но все-таки это не тождественно выражению «ничего не мочь делать», потому что есть много вещей, которые я не могу сделать, даже если бы и хотел. Например, я не могу влиять на погоду, на политику, на головную боль. Я могу что-то сделать с этим косвенно, но не напрямую. Бессилие означает «не мочь ничего сделать, но хотеть». Я хочу, но не могу сделать. И здесь есть две причины: с одной стороны, это могут быть обстоятельства, которые мне не позволяют, а с другой стороны, причина может быть связана со мной. Я чего-то хочу, чего-то желаю. Когда я отказываюсь от волнения, от желания, тогда исчезает и бессилие. Мы видим тут некоторые дверцы, которые открывают нам возможности для работы. Где мы переживаем бессилие? Мы переживаем его в отношении к самому себе. Например, я могу переживать, что я бессилен в отношении зависимости, которая у меня есть, или по отношению к опухоли, которая растет, к тому, что я не могу заснуть, что у меня бывают приступы мигрени. Я могу чувствовать себя бессильно в отношениях с другими: в связи с тем, что я не могу изменить другого человека, что отношения принимают ужасный ход. Но я хотел бы иметь хорошие отношения! А теперь я нахожусь в отношениях как в тюрьме: я не могу их изменить, но я не могу и расстаться – хотя меня постоянно ранят, обесценивают.

Мы можем работать с темами отчаяния и бессилия в аспекте четырех базовых структур экзистенции.

Если есть отчаяние в связи с какой-то силой, насилием, то речь идет о том, чтобы помочь человеку, поддержать его в том, чтобы он принял эту ситуацию, которую нельзя изменить, и смог ее удерживать. Принять означает «я могу дать этому быть». Такая установка для меня возможна только в том случае, если я посмотрю на то, что меня держит, и увижу, что я, несмотря ни на что, могу быть. Я могу быть самим собой. Я могу дать этому быть, потому что это дает быть мне.Если речь идет о неумолимости жизни, обстоятельств, то помогает грусть. В грусти мы посвящаем себя чувству, которое приобретаем из-за утраты, и слезы снова соединяют нас с жизнью. А если я отчаялся в связи с самим собой, потому что я сам как бы испортил свою жизнь, потому что я не могу себе этого простить, потому что я стыжусь этого, то здесь работа заключается в том, что я должен посмотреть на себя и дать другим посмотреть на меня, чтобы я снова приобрел картину себя. Кто я есть, собственно говоря? И речь идет о проживании сожаления. Сожалеть означает посмотреть на то, что я сделал, и при этом почувствовать, какую боль мне это причиняет. «Мне жаль, мне это причиняет страдание».Если я не могу осмысленно изменить что-то в моем будущем, тогда я буду учиться жить с новой ситуацией. Задам себе вопрос: что хочет от меня данная ситуация? Если у меня сейчас рак, то что хочет от меня рак? Например, чтобы я что-то создал, сделал, чтобы мочь вести жизнь с этой болезнью, и чтобы эта жизнь тоже была хорошей. Это будет другая жизнь, но это может быть хорошая жизнь. Это то, как я отвечаю на новую ситуацию. На глубине структур экзистенции снова установится чувство того, что тебя что-то несет, держит. Что в конечном итоге меня удержит, если все рухнет?Смотреть на новую почву, на новое начало. Что есть в моей жизни, где я могу испытывать чувство внутреннего согласия? Исполненность придет в жизнь снова тогда, когда у меня будет внутреннее согласие с тем, что я делаю.

 

 

Autor: София Дельвер