Драма в Копли и улица миллионеров: кто и зачем придумал «таллиннский дом»?

В первые годы ХХ века Россия готовилась к большой войне, переделу власти в Европе, Азии и Африке. В Таллинне и вокруг в преддверии потенциального конфликта строились могучие укрепления – Морская крепость императора Петра Великого. Местную гавань решено было сделать главной оперативной базой Балтийского флота, но для этого требовалось модернизировать сам флот. Российские эскадры по своим возможностям сильно отставали и от главного потенциального противника – Германии, и от извечного конкурента-союзника – Великобритании.

В 1912 году было учреждено новое частное Русско-Балтийское судостроительное и механическое акционерное общество, фактически нацеленное исключительно на исполнение государственных военно-морских заказов. Общество начало строительство новой верфи в 5 км от Таллинна, на дальней оконечности полуострова Копли. Только ради строительства завода, подрядчиком на котором выступил французский промышленный концерн Schneider-Creusot (ныне Schneider Electric, торгуется на бирже Euronext Paris) в Таллинн прибыли около тысячи рабочих, а после запуска верфи и снарядного завода при ней, к 1916 году на них трудились уже 6500 человек.

Рабочим и служащим завода, в основном приезжим из «глубинных губерний», то есть собственно из России, требовалось жилье и инфраструктура – несмотря на пуск между Таллинном и Копли парового трамвая добираться до города ради любой надобности было, конечно, неудобно. Новый район, который назвали «Колонией Русско-Балтийского завода», спроектировал петербургский архитектор Александр Дмитриев, отвечавший за строительство предприятия целиком. Он включал помимо жилья больницу, пожарную часть, школу, народный дом, магазины и небольшую православную церковь в честь Николая Чудотворца.

Вдоль улиц Сюста и Кетта по сей день уцелели дома мастеров цеха, старших служащих и инженеров, лучшие дома для топ-менеджеров предприятия стоят вдоль улицы Калури. Но для большинства рабочих и мелких служащих нужно было быстро построить дешевое и вместительное жилье. Дмитриев воспользовался недавними изменениями в строительном и противопожарном регулировании в Российской Империи.

Если до начала ХХ века любая квартира в деревянном доме должна была иметь два выхода на разные лестницы, то в последние годы царствования Николая II законы смягчили. Теперь достаточно было выхода всего на одну лестницу, если сама лестничная клетка сложена из камня. Такая малозначительная, казалось бы, деталь в теории позволила застройщикам, с одной стороны, существенно увеличить полезную площадь домов, с другой – сокращала расходы на строительство. В других губерниях империи новшество прижиться не успело, а вот в Таллинне благодаря архитектору Дмитриеву и новому кварталу в Копли укоренилось.

С крахом Российской Империи и утратой заказов для военного флота судостроительные заводы в Таллинне – завод Беккера, Ноблесснер, Русско-Балтийский – потеряли и рынок сбыта. К тому же в 1917-1918 годах значительная часть их оборудования была вывезена в Россию, чтоб не попасть в руки наступавшей немецкой армии. Русско-Балтийский завод в Копли предпринял попытку сотрудничества с англичанами, одно время он даже носил имя «Англо-Балтийская инженерная и судостроительная корпорация в Эстонии», но большого успеха предприятие не достигло и обанкротилось в 1923 году.

Бывший рабочий городок завода вскоре превратился в район мигрантов. В первые годы независимой Эстонии в ее пределах оказалось множество беглецов из бывшей империи, охваченной теперь бунтами и войнами. Обобщенно их именовали «русскими беженцами», хотя далеко не все они на самом деле были русскими по происхождению. Среди тех, кто вынужденно покинул прежний дом и задержался в Таллинне, были и немцы, украинцы, латыши.

Крупной группой беженцев в Эстонии были бывшие офицеры и нижние чины Северо-западной «белой» армии генерала Юденича. Войско из нескольких десятков тысяч человек было по Тартускому миру принудительно разоружено, его бывшие участники и члены их семей размещены в концентрационных лагерях, как правило, в промышленных зонах. Несколько таких зон как раз были обустроены в Копли. В домах бывшей рабочей колонии к тому же получали временное жилье лица эстонского происхождения, по Тартускому миру получившие право переехать в Эстонию из Советской России.

Вскоре в районе вспыхнула эпидемия тифа, лютовал испанский грипп и туберкулез. Бороться с болезнями было трудно из-за нехватки лекарств, врачей и продовольствия.

Число жертв эпидемии точно осталось неизвестным из-за слабого учета – по верхней оценке оно дошло до 4000 человек. Бывший контр-адмирал, один из военных армии Юденича и эмигрант в Эстонии Константин Пилкин вспоминал, что эпицентром распространения заразы стал трамвай между Копли и центром Таллинна. Умерших «на линиях» и в других заселенных беженцами кварталах хоронили тут же на кладбище Теллископли. Большинство следов трагедии были стерты в советскую эпоху, когда этот некрополь в буквальном смысле сровняли с землей. Сегодня о тех событиях напоминает воссозданная православная часовня у «парка живых и мертвых».

Несмотря на драму, связанную с рабочей колонией в Копли, возникший в городке при заводе тип жилья прижился в Таллинне. В 1920-1940-х годах в эстонской столице было сооружено не менее 500 домов намеченного Дмитриевым и развитого местными авторами типа. «Планировочное решение этих зданий выросло из скромных, но глубоко продуманных жизненных потребностей человека того времени. Такие жилые дома придают Таллинну уют и интимность, которых мы не находим во многих крупных городах Европы», – писал в 1968 году историк архитектуры Лео Генс.

В позднесоветскую эпоху в обиход вошел термин «Tallinna maja» или «дом таллиннского типа». Хотя найти такие здания можно и в других городах Эстонии, и даже за ее пределами – в Латвии. А один вполне городского вида «таллиннский дом» даже притаился в сосновом лесу на острове Аэгна.

Причина его популярности была, прежде всего, в доступности. С внедрением в Эстонии технологии производства дешевого силикатного кирпича – OÜ Silikat изготавливало его из песка ныммеских карьеров – сложить одну каменную лестницу мог позволить себе любой застройщик, а строительная древесина и прежде стоила недорого. К тому же, если первые дома в Копли строились из цельного бруса, то со временем плотники стали заранее сколачивать квадратные рамы из бревен, заполнять их досками и утеплителем, которые застройщику оставалось лишь составить в единое целое – почти как при будущей массовой панельной застройке.

Самым плодовитым из авторов проектов «таллиннских домов» был архитектор Карл Тарвас (до эстонизации имени – Треуманн). По оценке, приведенной в книге 2008 года «Tallinna maja: Hoonetüübi areng ja säästev uuendamine», до 70% всех зданий этого типа в столице спроектировал именно он. Больше всего таких зданий появилось в новых периферийных районах Таллинна – Уус-Мааильм, Кристийне, Пельгулинна, Каламая, есть они в Кадриорге и Нымме. Дешевизна и технологическая простота зданий позволяла даже начинающим вкладчикам в недвижимость становиться застройщиками, а затем – домовладельцами-арендодателями. В большинстве из домов таллиннского типа жилье не продавали, а именно сдавали внаем рабочим и городскому среднему классу. Эстонские банки, к началу 1930-х годов уже хорошо знакомые с экономической моделью Tallinna majad, охотно давали кредиты на постройку.

Появились даже профессиональные инвесторы в такие дома. Одной из них была Паулине Бессани, которая в начале 1930-х годов заказала Тарвасу проекты зданий на улице Кунгла, 20 и Калеви, 40 в Каламая, а также Хейна, 18 в Пельгулинне. В каждом построенном ею доме она жила до тех пор, пока не был готов следующий, в который она затем переезжала.

В 1930-х годах в Эстонии возникла даже устойчивая модель обогащения, которой ухитрялись пользоваться по нескольку человек в год — выиграть деньги в государственной лотерее, вложить их в «таллиннский дом», а затем вести жизнь обеспеченного рантье. Так в газете Rahvaleht за 7 марта 1940 года была опубликована заметка о том, что из таких домов уже можно составить «улицу миллионеров».

Издание приводит примеры — в феврале 1939 года рабочий-металлист Арнольд Сиркель выиграл 50 000 крон, это по старым эстонским меркам сделало его миллионером. 5 млн сентов при месячной зарплате в 80 крон хватило, чтобы построить дом в районе Уус-Мааильм.

Вторая победительница того же года — пожилая украинка Елизавета Яковчук, печатница из бедной семьи, переехавшая в Таллинн в 1894-м. К 1939 году у нее с мужем уже был один доходный дом на улице Кёйе, на полученные 50 000 крон они построили второй, уцелевший до сих пор, — на углу Яху и Вана-Каламая. В 1938 году приз в 33 000 крон достался Александру Аугу, который работал дворником в Кадриорге. На эти деньги он построил собственный дом с садом на улице Хейна, у железной дороги в Копли. Дом уцелел. Вдова Ловийза Таттери выиграла 51 000 крон в 1937 году, построив один из первых домов на тупиковой в ту пору улице Сыле.

К 1930-м «таллиннский тип» стал самым привычным для столичного города жильем. Типичная квартира в таком состояла из двух-трех небольших комнат с электричеством, подключенной к водопроводу раковиной в квартире, уборной и печным отоплением. Ванные или души нередко располагались в подвале, их в 1920-1930-х таллиннцы делили с соседями. Для некоторых жильцов, переезжавших в такие новостройки, их аскетичность становилась неприятным сюрпризом.

«Вторая комната, — сказал хозяин, — это зал. Она была немного больше. Сюда нужно было поставить обеденный стол и письменный стол рядом. Швейная машина жены тоже влезла, и оставалось место ещё для одного стула. В спальню влезли кровать жены, кушетка, детская кроватка и комод. „Но внизу ведь ещё есть туалетный столик“, - напомнил извозчик. Мы снова всё перемерили ремнём. Иначе не получалось, пришлось перенести кухонный стол в прихожую, туалетный столик и швейную машину — на кухню, а в зал втащить ещё два стула. Два стула, детскую коляску, мою кровать, буфет и чемоданы мы утащили на чердак. „Но за использование чердака вам придётся платить ещё три кроны в месяц,“ — сказал хозяин», — так описывал заселение в типичный «таллиннский дом» журналист и литератор Эвальд Таммлаан.

Чтобы объяснить горожанам, как поместиться в жилье нового, не такого просторного как прежде, зато более доступного массовому потребителю типа, с 1931 года в Таллинне даже устраивались выставки, которые так и назывались “Moodne korter”.

В середине 1930-х годов, с наступлением «эпохи молчания», глава государства Константин Пятс лично взялся в том числе и за архитектуру Таллинна. 10 мая 1935 года были утверждены новые строительные правила, согласно которым, правительство получило право регулировать застройку на главных улицах Таллинна. Де-факто проекты на Пярнуском, Тартуском шоссе и других крупных магистралях теперь должны были соответствовать вкусам главы государства и его представлениям об облике столичного города.

Тот же пакет изменений в Закон о строительстве запрещал строить деревянные дома выше двух этажей, причем этажом считалась в том числе и мансарда. Эта мера была прицельно направлена против «таллиннских домов», которые застройщики стремились строить в три и даже в четыре этажа с единственной кирпичной лестницей, максимально эксплуатируя потенциал земельных участков.

Как ни странно, даже воле Пятса не удалось сломить таллиннских строителей. Вместо трех-четырех жилых этажей строители «таллиннских домов» теперь увеличивали число квартир на одной лестничной клетке: вместо привычных трех-четырех можно было видеть шесть, а то и восемь квартир, выходящих на одну площадку. Двери квартир в таких домах располагаются встык друг к другу и напоминают снаружи узкие дверцы платяного шкафа. Кроме того застройщики стали чаще размещать в подвальных помещениях вместо ванных, душевых или кладовых помещения под магазины и мастерские, способные приносить дополнительный доход. Чердаки — на которых обычно размещали прачечные и сушильни для белья — строили с расчетом на возможное перепрофилирование в квартиры, если нормы вновь переменятся.

«Таллиннские дома» так и не были изжиты вплоть до Второй Мировой войны. Последние здания этого типа эстонские архитекторы старой закалки продолжали строить даже в эпоху советской оккупации, вплоть до конца 1940-х годов.