Внимание! Эта статья была опубликована более 5 лет назад и относится к цифровому архиву издания. Издание не обновляет архивированное содержание, поэтому, возможно, вам стоит ознакомиться с более свежими источниками.
Страны Балтии были едины, когда у них был общий враг
Тезис о Балтийском единстве — это иллюзия и миф, все страны Балтии были едины, только когда у них был один враг — советская посттоталитарная система, а политическая элита Латвии и Эстонии основательно "герметизирована".
Об этом и о многом другом рассказал в рамках проходившей в Калиниграде Международной летней школы "Россия и ЕС: новые институты, новые элиты, новые образы" декан факультета социальных наук Латвийского университета, профессор Юрис Розенвалдс, сообщает
delfi.ee.Политические элиты Балтии слишком герметизированы
"Под термином "герметизация" я подразумеваю стремление политической элиты консолидироваться на этнической основе. В этом плане ситуация в Латвии и Эстонии различна. Тезис о Балтийском единстве это миф. Это осталось в прошлом. Да, был "Балтийский путь", когда собралось 2 миллиона человек в реальной живой цепи между Вильнюсом и Таллином. Да, это была кооперация между Народными фронтами Латвии и Эстонии, а также литовским "Саюдисом". Вот это действительно было единство", — говорит Розенвалдс.
По мнению профессора, в период 20-30-х годов прошлого столетия, а также после Атмоды все страны Балтии, скорее, стали соперниками, сохраняющими дружеские отношения и рамки приличия. Во всем остальном единства нет. Это видно даже в вопросе по строительству газового терминала. Поэтому иллюзия Балтийского единства должна быть оставлена в стороне.
"Даже невзирая на то, что страны Балтии достаточно малы по своим размерам, они очень различаются между собой и с исторической точки зрения, и с точки зрения решаемых на сегодняшний день проблем. Вопрос "герметизации" политической элиты — это вопрос интеграции: насколько этнические меньшинства (в данном случае — русскоязычное) интегрировано. Хотя понятие "интеграции" тоже это очень спорное. Насколько оно сложное, можно видеть на примере Эстонии, где видно, как менялось название программы. Первое название звучало так: "Интеграция неэстонцев в эстонское общество". Последнее название программы: "Интеграция эстонского общества".
В Латвии происходит то же самое. Например, сейчас многие политики на первый план выдвигают язык в качестве единственного и самого главного средства интеграции, оставляя все остальное в стороне. Особенно в последнее время в этом поднаторела наш министр культуры Сармите Элерте.
Конечно, язык важен, но интеграция подразумевает под собой и участие представительств меньшинств в общественно-политических процессах, и равенство в правах и возможностях, и межкультурную кооперацию", — считает Юрис Розенвалдс.
"Песенные революции", угар 90-х и "первородный" грех
Проблемы с русскоязычными в Латвии и Эстонии, говорит Розенвалдс, это не есть "первородный грех". Этих проблем в таком резком проявлении не было в 20-30-х годах прошлого века. Отцы-основатели национальных государств понимали, что невозможно построить самостоятельное государство без учета национальных меньшинств — русских, немцев, евреев и поляков.
Как пояснил политолог, начало драматическим событиям было положено после Второй мировой войны. Это можно хорошо проследить на изменении демографической структуры в Латвии и Эстонии. В 1935 году латышей в Латвии насчитывалось 75,5%, в 1989 году — 52%.
"То есть 23% в минусе. Это не является результатом нормальных демократических процессов в стране. Вот расклад по восточным славянам (русские, белорусы и украинцы): до войны — 12%, в 1989 году — 42%. В Эстонии по аналогии: в 1934 году эстонцев было 88%, а в 1989 году — 61%. До войны восточных славян — 8%, а к 1989 году — 35%.
Важный вопрос — удельный вес представителей титульных наций в партиях Латвии, Литвы и Эстонии. В конце 80-х годов 69% членов литовских партий составляли литовцы, поэтому и понятны процессы, проходившие тогда в литовской компартии. В Латвии оставалось лишь39% латышей, чуть больше этот показатель у эстонцев. Но при всем при этом к независимости мы-то пришли мирным путем. И это с учетом того, что латышей на конец 80-х годов было в Латвии всего 52%", — говорит профессор.
Стоит напомнить, что, согласно официальным данным, в конце 80-х годов латыши были меньшинством практически во всех крупных городах Латвии. Как отметил Розенвалдс, и это достижение Народного фронта Латвии (НФЛ), который смог привлечь на свою сторону значительную часть русскоязычного населения, которая, в свою очередь, активно поддерживала процесс отделения от СССР.
Со времен "песенных революций" население Латвии разделилось на три группы: это активные участники различных митингов Интерфронта (большая часть потом уехала из страны), 30% — активисты НФЛ, еще треть — жители с нейтральной позицией.
"В конце 90-х во всех странах Балтии провели референдум о независимости. Везде больше половины населения высказались за отделение от Советского Союза. Этнический состав населения на тот момент нам уже известен. Принимая во внимание этот факт, можно сделать вывод, что во всех республиках свои голоса за независимость активно отдавали и русскоязычные. Но что началось потом — это уже другой вопрос.
В угаре 1991 года о русских забыли. "Мы свободны!", "Все двери перед нами открыты!", "За один месяц 75 стран мира нас признали!", "Мы — члены ООН" и т.д. Все, что обещали во времена "песенных революций", забыли. И вот уже15 октября 1991 года Сейм голосует за восстановление корпуса граждан, а остальным говорят: "Ждите". В итоге, ждать, например, в Латвии, пришлось четыре года, пока не появился статус негражданина", — поясняет эксперт.
Интеграция: зачем и для кого?
По словам Юриса Розенвалдса, на интеграцию влияют сразу несколько факторов, в частности, историческая сила мнений титулярных наций. Латвийские националисты никогда не выдвигали так резко вопрос о гражданстве, как , например, Конгресс граждан Эстонии.
В Эстонии после войны русская община это, прежде всего, "синие воротнички" — люди, работавшие на больших производствах, в Латвии же в ту пору было больше технической интеллигенции, специалистов высокого уровня.
Также в основе интеграции лежат: традиции, социально-экономические различия между общинами, различия в исторической памяти и ценностной ориентации, характер информационных пространств, атмосфера в обществе, поведение политической элиты и степень участия меньшинств в политических процессах. Немаловажен также и фактор внешнего влияния.
Традиция расселения: в Эстонии такова, что русскоязычные селились в двух местах: в Таллинне и на северо-востоке республики. Эстонское государство, по сути, мононационально, поэтому и отчужденность между общинами гораздо больше. В Латвии же русскоязычное население проживало повсеместно.
"Поэтому в Латвии люди гораздо больше привыкли жить вместе. На обыденном уровне проблема межэтнических отношений в нашей стране гораздо менее актуальна, чем на политическом уровне. В Эстонии социально-экономические различия также проявляются более явно, чем в Латвии. Это видно и по уровню безработицы среди эстонцев и неэстонцев, и по уровню доходов. В годы экономического подъема в Латвии таких различий между русскими и латышами практически вообще не наблюдалось, это снова стало проявляться лишь в последнее время", — отмечает Розенвалдс.
Как считает профессор, историческая память — та проблема, которая разъединяет общины и в Латвии, и в Эстонии. Причем, не только на уровне пожилых людей, но и на уровне современных школьников. Тема это слишком болезненна, а водораздел между общинами все еще остается слишком глубоким.
"Но интересен и другой факт — европейские специалисты проводили исследование на тему, как чувствует себя русскоязычные в странах Балтии и Финляндии. И оказалось, что больше всего дискриминацию по тем или иным вопросам ощущают на себе русские в благополучной Финляндии. Конечно, на институциональном уровне там нет дискриминации, но существенна атмосфера в обществе.
Autor: dv. ее