«Дом грехов»: как британский флот оборонял в Кадриорге кафе с борделем и нелегальной водкой

«Красным штофом обитая, по-восточному роскошно убранная комната была ослепительно ярко освещена. В углу, между отодвинутыми тяжелыми занавесями, расшитыми таинственными каббалистическими знаками, на кощунственном подобии алтаря возвышалось изображение Дьявола Бафомета. Отвратительный символ Зла был изваян в виде огромного черного мрамора, рогатого Ночного Козла с плотоядно оскаленными зубами Змея-Крокодила. А кругом, распростершись у бесстыдных эмблем Греха, полулежали и стояли на коленях красивые обнаженные женщины в жемчугах и бриллиантах. И откормленные мужчины в черном с красными пятиконечными звездами на обшлагах рукавов».

Казалось бы, тихий и респектабельный Таллинн едва ли может вдохновить на сочинение подобных фантазий. Но именно в эстонской столице происходят события авантюрного романа русскоязычного журналиста и литератора Александра Чернявского. В отрывке выше он описывает «дом семи смертных грехов» – таинственное место свиданий в деревянном доме в Кадриорге, прямо на берегу, неподалеку от памятника «Русалке».

Конечно, оргия 1920 года – с большевиками и сатанистами – это скорее фантазия белогвардейского эмигранта Чернявского, его роман «Семь лун блаженной Бригитты» должен был одновременно поражать любителей авантюрного чтива и завлекать таллиннскую аудиторию знакомыми адресами и обстоятельствами. Но проституция, пьянство, кокаин и международные политические интриги в ночных барах, и правда, были привычным явлением для Таллинна первых лет независимости. Газеты 1919 года пестрили объявлениями о том, что тот или иной предприниматель вновь оштрафован за нелегальную продажу алкоголя. И самым злачным местом на столичной карте той поры был угол Нарвского шоссе и улицы Лийва, нынешней Яана Поска.

«Очевидно, речь в Teataja идет не о Pavillon de la Plage, когда упоминаются оргии, пьянство, карточные игры и музыка по ночам. В такие места родители не приводят дочерей, а матери – детей, между тем как у нас они бывают не только по воскресеньям, – настаивали Садовские. – Pavillon de la Plage действительно был закрыт администрацией на короткое время в связи с перепродажей заведения. Но пусть укажут хотя бы один ревельский ресторан, который был бы вообще закрыт хотя бы на минуту за то, что там находились крепкие напитки».

Среди достоинств заведения хозяева перечисляли красивый зал, выступления выдающихся музыкантов и «вкусные волованы», ради которых, по их словам, туда и приходила публика, а также – вид на таллиннский рейд, на котором гости из числа офицеров могли любоваться своими кораблями: «Кафе полно интернациональной публики. Среди автомобилей, останавливающихся у нас, наряду с эстонскими флагами виднеются и другие – американский, английский и прочие иностранные (ведь частных автомобилей в Ревеле нет!). Среди военных посетителей преобладают мундиры наших СОЮЗНИКОВ». В ответной заметке Tallinna Teataja презрительно называл русскую газету «трактирным листком» и «рупором пляжа» – иронизируя по поводу того, что открытое письмо стало чуть ли не единственным материалом о местных делах, опубликованным в номере «Новой России».

Но факт любви военных к Pavillon de la Plage сыграл ключевую роль. Независимость Эстонии в первые годы обеспечивалась в том числе британскими и французскими морскими силами, высадившимися в таллиннском порту. А «Plaaž» был лучшим и ближайшим к месту дислокации британцев заведением. Не удивительно, что вскоре Садовские вновь получили право возобновить работу.

Вслед за первыми, уже оштрафованными руководителями, формальной содержательницей кафе стала Елена Садовская, дочь Романа и Александры. Вопросом работы «Plaaž» озаботился лично подполковник Гарри Пири-Гордон, офицер британской разведки и флота, представитель Лондона в Эстонии. Пири-Гордон послал письмо Лайдонеру, однако тот спустил вопрос на уровень городской управы. Если верить финскому исследователю Калерво Хови, дело было в том числе и в том, что главнокомандующий не владел английским языком, на котором было написано обращение. Депутат британского парламента от партии лейбористов Джозеф Кенворт, барон Стратбоги грозился вынести вопрос неудовлетворенности британцев в Эстонии из-за закрытия любимого кафе аж на заседание палаты общин! Ну и 40 официанток тоже просили власти за свое место работы.

Но даже после новых ходатайств от покровителей и сотрудниц Pavillon de la Plage не проработал долго. Жалобы на кутежи, проституцию и шум по ночам не позволили кафе продержаться даже до конца августа.

Было бы наивно полагать, что Садовские на этом сдались. В последние дни лета для кафе была найдена новая, прежде не привлекавшаяся за проступки руководительница – жительница Эстонии латышского происхождения Анна Апсит. От ее имени было подано новое заявление об открытии кафе по прежнему адресу, теперь под немудрящим названием «Park». При этом предыдущая содержательница, Елена Садовская, в связи с закрытием ее заведения даже сумела истребовать с Таллинна возврат 11 000 марок трактирного налога, уплаченного вперед.

Конечно, Апсит была лишь «танкисткой» для Садовских, которые сохранили контроль над кафе. На это намекала в том числе газета Vaba Maa, назвав заметку о новом кафе «Uus viin vanas astjas» – «Новое вино (водка) в прежней посуде». Часть городских депутатов указывала на хронические нарушения, которыми успело печально прославиться заведение, и предлагала установить для него карательный налог – 100 000 марок в год. Мера эта не прошла, и сбор был установлен в размере 42 950 марок. В дальнейшем хозяевам кафе удалось снизить его до 26 100. Садовские, судя по всему, на сей раз были настроены сделать из заведения фешенебельный респектабельный ресторан мирного времени. Но, как указывает исследователь Калерво Хови, публику уже не столько отпугивала, сколько привлекала скандальная слава бывшего кафе «Plaaž» – так что и под новым именем оно осталось борделем и распивочной, в котором собирались самые непримиримые ветераны «белой» армии.

На тропу войны против заведения вышли в том числе влиятельные коллеги, возглавлявшие Объединение гостиниц и ресторанов. Они внимательно следили за «Park» – указывая на громадные счета в 600-700 марок за вечер, которые оплачивали в заведении чиновники и офицеры, и на то, что только за новогоднюю ночь 1920 года ресторан заработал 15 000 марок – больше половины от того, что он должен был вносить в казну ежегодно. Апсит в свою очередь ссылалась на небольшую площадь залов, настаивая, что больше ее скромная кофейня платить не может.

В итоге, чтобы проверить обвинения конкурентов, в начале января 1920 года в помещениях был проведен внезапный полицейский обыск: в который раз стражи порядка нашли благоухающие спиртом только что опорожненные бутылки и бумажные пакеты, оборот которых в кафе тоже был запрещен – в них традиционно прятали выпивку от любопытных взоров. Анна Апсит была приговорена к штрафу в 10 000 марок и месяцу тюрьмы. Но закончилась история «дома грехов» на углу Лийва и Нарвского шоссе только в 1921 году, когда очередные пачки жалоб на пьянство и проституцию переполнили чашу терпения городского начальства.

Теперь строго-настрого было постановлено закрыть кафе окончательно и бесповоротно. Бесповоротно ли? Увы или к счастью, тяга таллиннцев к кутежам, а местного бизнеса – к прибыли вновь оказалась сильнее любых законов и правил.